По моему мнению, уж если вам нужна любовь за деньги, лучше отказаться от миссис Йокич. Она не для вас. Лучшим вариантом для вас является Марианна, именно Марианна. Договоренность с Марианной или с кем-нибудь в том же духе прекрасно сработала бы. Одинокому джентльмену вашего возраста, в силу своего недостатка не склонного появляться на людях, вполне подошло бы раз в неделю, днем, принимать у себя дома неболтливую приятельницу вроде Марианны – кого-нибудь, кто в ответ на свою благосклонность согласится время от времени принять милый маленький презент. Да, Пол, презенты, подношения. Вы должны привыкнуть платить. Больше никакой бесплатной любви.
– Я не могу любить кого захочу?
– Разумеется, вы можете любить кого захотите. Но, вероятно, отныне вам придется держать любовь при себе, как вы держите при себе насморк или герпес, не обсуждая это с соседями. Однако если вы вынесете приговор, что Марианна не подходит, то кто я такая, чтобы вмешиваться? Отчего бы в этом случае не позвонить миссис Путтс? Скажите ей, что ищете новую медсестру. Скажите, что вам нужна не слишком молодая, но и не слишком старая, с красивым бюстом и стройными ногами, незамужняя, можно с детьми, предпочтительнее некурящая. Что еще? Темпераментная, такая, которую легко порадовать. А впрочем, зачем связываться с миссис Путтс? Почему непременно нужно нанимать медсестер и влюбляться в них? Поместите объявление в газете: «Джентльмен шестидесяти лет, не имеющий детей, энергичный, хотя и ограниченный в движении, ищет леди тридцати пяти-сорока пяти лет для любви, тайного отцовства. Красивая грудь, и так далее. Искательниц приключений просим не беспокоиться».
Не сверкайте на меня глазами, Пол. Я просто шучу, просто поддерживаю беседу. Будьте уверены, я усвоила урок. Больше никакого сватовства, обещаю. Если вы решили, что никто не может заменить вам Марияну, что это должна быть Марияна и никто другой, я сдаюсь. Однако считаю своим долгом вас уведомить, что Марианна, бедняжка Марианна, сильно задета тем, как с ней обошлись. Рыдает в свой носовой платок. «Не отчаивайтесь», – говорю я ей, – в океане полно рыбы». Но она безутешна. После того, на что она пошла ради вас, ее гордости был нанесен удар. «Он находит меня слишком толстой!» – причитает она. «Вздор, – говорю я, – его сердце занято другой, вот и всё». Но, возможно, я вас совершенно превратно понимаю. Быть может, вы ищете вовсе не любви за вознаграждение. Или, возможно, ваши поиски любви скрывают что-то другое. В конце концов, Пол, сколько любви требуется вам, объективно говоря? Или кому-то вроде меня? Нисколько. Вообще нисколько. Нам не нужна любовь – таким старикам, как мы. Что нам нужно, так это забота: чтобы кто-нибудь подержал нас за руку, когда у нас начинается дрожь, заварил нам чашку чая, помог спуститься по лестнице. Чтобы кто-нибудь закрыл нам глаза, когда придет наш час. Забота – это не любовь. Забота – это услуги, которые нам может оказывать любая квалифицированная медсестра, – до тех пор, пока мы не просим ее о большем.
Костелло останавливается, чтобы сделать вдох, и он наконец-то получает возможность вставить слово.
– Я пришел сюда в поисках Драго, – говорит он, – а не для того, чтобы наблюдать, как вы оттачиваете на мне свой ум. Я прекрасно понимаю разницу между любовью и заботой. Я и не ждал, что Марияна меня полюбит. Единственное, на что надеялся я, «джентльмен шестидесяти лет», – просто сделать то, что смогу, для нее и ее детей. А что касается моих чувств, то это только мое дело. Я определенно больше не буду навязывать их Марияне. Еще одно слово, поскольку вы исполнены решимости отнестись скептически к моим высказываниям. Не следует недооценивать желание, свойственное каждому из нас, человеческое желание взять под крыло, защитить.
– Каждому из нас?
– Да, каждому из нас. Даже вам. Если вы – человеческое существо.
Довольно разговоров. Руки у него болят, ему жарко, он бы хотел сесть. Но если он усядется рядом с миссис Костелло, они станут слишком похожи на старую супружескую чету, которая вышла подышать свежим воздухом. Да и сказать-то осталось всего одну вещь.
– Зачем же тратить на меня столько усилий, миссис Костелло? Ведь я такая мелкая рыбешка, в самом деле. Вы никогда себя не спрашивали: уж не занялись ли вы мной по ошибке? Не ошибка ли это с самого начала и до конца?
Мимо, бодро улыбаясь, проплывает молодая пара на водном велосипеде в виде огромного лебедя.
– Конечно, я себя спрашивала об этом, Пол. Много раз. И, конечно, в некотором смысле вы мелкая рыбешка. Вопрос вот в чем: в каком смысле? Вопрос в том, насколько мелкая? Терпение, говорю я себе, быть может, из него еще можно что-то выжать, словно последнюю каплю сока из лимона или кровь из камня. НО, возможно, вы правы и это действительно ошибка, я готова это признать. Если бы это не было ошибкой, я, вероятно, не находилась бы сейчас в Аделаиде. И продолжаю здесь оставаться, потому что не знаю, что с вами делать. Может быть, мне следует уступить? Отказаться от вас и начать сначала где-нибудь еще? Я уверена, вы были бы счастливы, если бы я так и сделала. Но я не могу. Это слишком сильный удар по моей гордости. Нет, мне надо выжимать до самого конца.
– До самого конца?
– Да, до горького конца.
Он надеется услышать что-нибудь еще. Он надеется услышать, каков будет конец. Но ее рот захлопнулся, и она смотрит мимо него.
– В любом случае, – продолжает он, – пытаясь понять, что вы делаете в моей жизни, я перебирал одну гипотезу за другой. Я не буду излагать их все, хотя замечу, что все они не слишком лестны для вас. Первая, наиболее правдоподобная, заключается в том, что я вам нужен в качестве прототипа для персонажа в книге. В таком случае позвольте мне повторить то, что я сказал минуту назад и что вы как будто приняли. С того самого дня, как со мной произошел несчастный случай, когда я мог умереть, но был пощажен, я одержим идеей творить добро. Пока еще не слишком поздно, мне бы хотелось совершить какое-нибудь – простите за это слово – благодеяние для других. Почему, спросите вы? В конечном счете оттого, что у меня нет собственного ребенка, которого я мог бы облагодетельствовать как отец. То, что у меня нет ребенка, – большая ошибка, которую я совершил в жизни, скажу я вам. Из-за этого мое сердце все время истекает кровью.
Улыбайтесь, если хотите, миссис Костелло. Но позвольте вам напомнить, что когда-то, давным-давно, еще маленьким мальчиком, я был добрым католиком. До того, как голландец вырвал нас из родной почвы и привез на край земли, я обучался у милосердных монахинь Лурда. А как только мы прибыли в Балларэт, меня отдали на попечение «христианским братьям». «Почему ты хочешь это сделать, мальчик? Почему ты хочешь согрешить? Разве ты не видишь, что сердце Господа нашего истекает кровью из-за твоих грехов?» Иисус и его кровоточащее сердце никогда не тускнели в моей памяти, хотя я давно распрощался с Церковью. Почему я об этом упоминаю? Потому что я больше не хочу ранить Иисуса своими поступками. Я не хочу заставлять его сердце кровоточить. Если вы хотите быть моим летописцем, вам нужно это понять.
– Маленький католик. Я могу это понять, Пол. Я могу это очень ясно себе представить. Не забывайте, что я сама – ирландская девочка-католичка, Костелло из Норткота в Мельбурне. Но продолжайте, продолжайте, я нахожу это замечательным, обворожительным.
