— Наверное, поэтому я на тебе и женился, — говорил Сэм. Она, что, что-то пропустила? — Ты была очень веселой, когда мы впервые встретились. Или более легкой в общении. Теперь я понимаю, что выбрал тебя совершенно не за то, за что нужно было выбирать.
Она слегка отстранилась.
— Ты сидела на кушетке, рядом со своими сестрами. Элиза молилась на морские водоросли и перечисляла токсичные дозы витаминов, Линда без конца вставляла французские словечки. А ты была такой робкой и милой, и скромной, и улыбалась, глядя на свой стакан с шерри. У тебя как будто не было острых углов. Я мог бы с тобой справиться, подумал я, и никогда не переставал себя спрашивать, почему я так подумал. — Он отпустил ее ногу и присел на корточки. — Встань, пожалуйста.
Делия встала.
— Думаю, что у тебя небольшой отек. — Он прищурил глаза. — Похоже, что ты порвала сухожилие. А они очень долго срастаются. Как это вышло?
Скромно и без острых углов, подумала Делия, но промолчала. Муж все равно продолжал развивать свою мысль.
— Когда ты ушла, — говорил он, — полицейские сперва относились к нам с симпатией. Но когда стало понятно, что ты ушла по доброй воле, я заметил, что они стали сомневаться. Ну, их нельзя за это винить. Я и сам гадал. Когда Элиза вернулась, повидав тебя, я спрашивал: «Это из-за меня? Я имею к этому какое-то отношение?» Может быть, я не так выразился по поводу твоего друга. Или слишком много ныл по поводу солнечного удара, или ты не могла больше видеть, что у меня седые волосы на груди. Или дело в ангине, я знаю, что вся эта возня с ангиной сделалась невыносимой.
— Что? — изумилась Делия. — Ну, это-то совершенно неверно!
— Нет-нет, я правда перегнул палку. Я проверял пульс каждые две минуты. Это все из-за того, что я думал, что меня хватит удар, как моего отца. — Он поднялся, аккуратно отряхнув колени, хотя они вовсе не были в пыли. — Но Элиза сказала, что это совершенно ни при чем. Она объяснила, что у тебя стресс, хотя я до сих пор не совсем понимаю, что она имела в виду.
И я не совсем понимаю, о каком стрессе ты говоришь. Делия теперь пожалела, что порвала то письмо. Может быть, его тон был менее холодным, чем ей тогда показалось? Она вспомнила его зачеркивания и то, как Сэм забывал запятые, как будто главным было не останавливаться до последнего предложения. Которое потом зачеркнул с такой тщательностью, что вообще невозможно было прочесть.
Телефон на прикроватной тумбочке зазвонил, но ни один из них не снял трубку, и он смолк.
— Дело в том, — сказал он, — что, когда начинаешь спрашивать себя, было ли это не так, было ли то не эдак, понимаешь, что все было не так. Что ты всю свою чертову жизнь все делал не так. Но теперь, когда я приближаюсь к концу, мне кажется, что все происходит слишком быстро. И я уже не могу остановиться и все изменить. Я как будто несусь к краю.
— Мам? — позвала Сьюзи.
— Это как шоу Джеки Глисона по телевизору, — продолжал Сэм. — То, которое начинается с картинки, где камера делает быстрый наезд на гавань по направлению к линии горизонта. Это в Майами? В Манхэттене? Такое долгое скольжение над блестящей водой: я именно так представляю себе смерть. Без тормозов! Без коробки передач! Без возможности повернуть!
— Мам, к телефону!
Делия не сводила глаз с лица Сэма, но тот сказал:
— Тебе лучше взять трубку.
Она все равно не шевельнулась.
— Тебя к телефону, Делия.
Через мгновение она сняла трубку.
— Алло?
— Делия?
— А, Ной.
Сэм опустил плечи и повернулся к окну.
— Ты что, еще не выехала? — требовательно заговорил Ной.
— Нет, — ответила она, глядя на Сэма. Он прижимался лбом к стеклу, глядя во двор. — Я до вечера не буду знать, какие у меня планы.
— Но вечер уже наступил, и мне одиноко!
Болезнь, похоже, снова сделала Ноя ребенком с открытым лицом, таким, каким он был, когда они познакомились.
— Обо мне некому позаботиться! Дедушка приезжал, но не остался, и у меня закончились капли от кашля.
— Ну, там есть еще одна коробка… твой дедушка? Приезжал в Бэй-Бороу?
— Ага, и пробыл здесь одну секунду.
— Чего он хотел?
— Он просто проезжал мимо. Я сказал ему, что заболел, но ему все равно. Папа утверждает, что у меня даже нет озноба, а мама не сможет приехать, пока работу не закончит, и еще телевизор сломался.
— Тогда почитай книгу, — посоветовала Делия. — Я скоро буду дома. Либо сегодня вечером, либо завтра, передай это своему отцу, слышишь?
Когда она прощалась, мальчик принялся театрально подвывать.
— Извини, — обратилась она к Сэму. — Это просто…
Однако муж буркнул:
— Ну, очевидно, у тебя есть свои дела, — и направился к двери.
— Сэм? — позвала она. — Это просто маленький мальчик, о котором я забочусь.
— Я так и понял. — Он поджал губы.
— Он простудился.
— И тебе нужно возвращаться «домой» к нему.
Сэм говорил тем холодным, непроницаемым и твердым тоном, от которого она всегда съеживалась, но Делия заставила себя спокойно сказать:
— Ну, уж так вышло, что я там живу.
— Я, может быть, не совершенен, Делия, но я по крайней мере не обманываю себя, — произнес Сэм.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Я не пытаюсь повернуть время вспять. — Он подбирал слова. — И не бросаю своих детей, как только с ними становится трудно, и не начинаю подыскивать себе вместо них нового маленького ребенка, с которым легко.
Делия уставилась на него.
— Ох уж эти твои умозрительные теории! — вспылила она. — Да что ты об этом знаешь? Может, с ним вовсе не легко? Может, с ним так же сложно?
— В этом случае ты всегда можешь бросить и его.
— Я его не бросала! — закричала она. — Я просто приехала к Сьюзи на свадьбу и потом уеду обратно, причем, заметь, я не слишком тороплюсь. И я не собиралась его бросать!
Сэм бесстрастно ее разглядывал.
— А разве я говорил, что собиралась? — сухо проговорил он. И, пока Делия подыскивала слова, вышел из комнаты.
Одним из недостатков Делии было то, что когда она злилась, то делалась плаксивой и от этого злилась еще больше. Поэтому она гремела на кухне тарелками, пока мыла их, и старалась справиться со слезами, а Линда старалась ее успокоить.
— Ну, ну, — говорила она. — Мы тебя любим, Ди. Твои родственники тебя любят. Осторожно, это последняя бабушкина супница. Мы за тебя постоим.
— Я в порядке, — нетерпеливо бросила Делия, вытирая глаза ладонью. Она намочила губку. Та пахла какой-то гнилью, как будто ее оставили в комоде, не высушив.
