— Ну, по крайней мере, у нас есть несколько дней, чтобы приготовиться к этому. — И она пошла принять заказ у только что вошедшей пары.
Когда Делия вышла из кафе, она почувствовала, что окружающий ее воздух легче, чем обычно, — тоньше, прозрачнее — и перешла через дорогу легкой походкой. Возле парадной двери Белль она обнаружила стопку писем, видимо, вывалившихся из почтового ящика, но не стала их поднимать, даже не посмотрела на имена на конвертах, зная, что для нее там ничего нет.
Поднявшись к себе, Делия принялась за обычные дела, которые делала каждый день после работы: убирала вещи, принимала душ, стирала. Одновременно она прислушивалась, не возвращается ли Белль, потому что, если бы в доме был кто-то еще, она двигалась бы тише.
Когда все хлопоты были окончены, Делия забиралась в постель с библиотечной книжкой. Будь у нее стул, она читала бы сидя, но выбора не было. Интересно, лучше ли обставлена комната мистера Лэма? Она могла бы попросить у Белль стул, но это означало, что нужно вступать в беседу, а разговоров Делия избегала, как только могла. Не дай бог стать с хозяйкой эдакими милыми подружками-болтушками, которые каждый вечер обмениваются новостями о работе.
Она приткнула подушку к металлической спинке в изголовье кровати и откинулась. Было еще довольно светло. Теплые золотистые лучи падали на нее и навевали приятную дрему. Делия слышала, как в доме напротив плачет ребенок. Вдалеке женский голос звал: «Ро-бби! Ке-нни!» — таким особым, похожим на звон колокола, тоном, построенным на двух нотах, которым матери повсюду созывают детей домой. Делия продолжала читать, лениво переворачивая страницы. История Гэтсби была интересна, но не захватывала. Она читала, чтобы скоротать вечер, не более того.
Стало темнеть, и она включила лампу на длинной ножке, которая светила ей через плечо с подоконника. Теперь дети, покончив с едой, играли на улице, о чем-то споря. Делия слышала их какое-то время, но постепенно отвлеклась, а когда вспомнила снова, поняла, что они, должно быть, ушли спать. Наступила ночь, и мотыльки стучались о стекло. На улице хлопнула дверца машины, по крыльцу процокали каблуки — это Белль вернулась, прошла в гостиную и стала говорить по телефону. «Ты знаешь, что его можно дорого перепродать», — успела услышала Делия, прежде чем перестала прислушиваться к звукам. Немного спустя она прервала чтение, в доме и на улице было тихо, только на триста восьмидесятой шумели машины. Стало прохладнее. И Делия радовалась теплу, что шло от лампы. Она закончила книгу, но последние предложения перечитывала, пока ее глаза не затуманились от слез. Потом положила книгу на пол и потянулась к выключателю, чтобы сесть и поплакать в темноте — последний этап ежедневного ритуала.
Делия плакала безо всяких мыслей, сдерживая всхлипы, что рвались из ее груди. Через каждые несколько минут она сморкалась в клочок туалетной бумаги, который держала под подушкой. Выплакавшись, она глубоко вздохнула и сказала вслух: «Ну ладно». Потом последний раз высморкалась и заснула.
Карапуз хотел, чтобы голуби ели у него с рук. Он ринулся в их гущу, его неуклюжая толстенькая попка лишь чуть-чуть не доставала до земли, и протянул им крекер. Но голуби вспорхнули, глядя на него испуганно и удивленно, и, когда малыш понял, что они никогда не подойдут ближе, он внезапно, безо всякого предупреждения, отступил назад и в ярости топнул ногой. Делия из-за газеты улыбнулась.
Сегодня больше не упоминалось о ее исчезновении. Она удивилась тому, как быстро власти о ней забыли.
Делия свернула газету на рубрике «Городская жизнь» и положила на скамейку рядом с собой. Она потянулась за стаканчиком йогурта, который стоял слева от нее, и только тогда краем глаза заметила в нескольких ярдах от себя женщину, которая наблюдала за ней.
Сердце у нее сжалось. Она позвала:
— Элиза?
Элиза медленно пошла вперед, как будто решившись на что-то.
Рядом с ней никого не было. И никого не было позади нее. Никого.
На сестре было платье — сшитое на заказ бежевое платье рубашечного покроя, которое она носила с тех времен, когда еще работал магазин «Стюарт». Элиза почти никогда не носила платьев. Делия подумала, что сегодня, должно быть, особенный случай, а потом подумала: «О чем это я, я ведь и есть этот особый случай» — и поднялась, не зная, куда девать стаканчик с йогуртом.
— Здравствуй, Элиза, — сказала она.
— Здравствуй, Делия.
Женщины стояли, смущенно глядя друг на друга, Элиза обеими руками держала квадратную кожаную сумочку, и тут Делия заметила старика на дальней скамейке. Он притворялся, что увлечен журналом, но ее ему обмануть не удалось.
— Не хочешь пройтись? — спросила она Элизу.
— Можно, — жестко ответила сестра.
Она, наверное, злилась. Ну конечно, злилась. Бросив остатки обеда в мусорную корзину, Делия почувствовала себя маленькой девочкой, которая пытается скрыть какую-то проделку. Она почувствовала, что еще и краснеет. Ненавистная тонкая кожа всегда ее выдавала. Делия повесила сумку на плечо и пошла через площадь, Элиза шла на шаг позади, словно специально старалась подчеркнуть отсутствие собственной воли у Делии, нехватку у нее здравого смысла. Когда сестры дошли до улицы, Делия остановилась и повернулась к сестре.
— Наверно, ты считаешь, что мне не следовало этого делать, — начала она.
— Я этого не говорила. Я жду твоих объяснений.
Делия снова пошла вперед. Если бы она знала, что Элиза так внезапно объявится, то заранее придумала бы какие-нибудь оправдания. Смешно было ничего не объяснять.
— Мистер Садлер решил, что ты — жертва домашнего насилия, — сказала Элиза.
— Кто?
— Тот, кто чинит крышу. Вернон Садлер.
— Ах, Вернон! — Да, он, конечно же, видел газету.
Сестры перешли улицу и пошли в северном направлении. Делия собиралась зайти в магазин секонд-хенда, но теперь не знала, куда идти.
— Он позвонил нам в Балтимор, — сказала Элиза. — Спрашивал…
— Балтимор! Что вы делали в Балтиморе?
— Ну, после того как ты ушла, мы собрали вещи и поехали туда. Не думаешь же ты, что мы остались на пляже!
На самом деле Делия думала именно так. Но теперь она понимала, что это показалось бы странным: если бы все, как обычно, наносили солнцезащитный лосьон и деловито надували водные матрасы, в то время как полицейские натаскивали бы собак на ее тапочки.
— Мы сначала подумали, что ты сама вернулась в Балтимор, — говорила Элиза. — Можешь представить, как засуетились паркетчики, когда мы все ввалились в дом. А уж когда мы тебя там не нашли… Господи, слава богу, мистер Садлер позвонил. Он звонил прошлым вечером, спрашивал, хотел поговорить со мной лично, и, к счастью, я взяла трубку. Вот он и сказал, что готов поклясться, что не похищал тебя, но полиции это сказать побоялся. Он решил, что у тебя есть веские причины для того, чтобы убегать. Ты ведь вышла из его машины возле церкви, где оказывается помощь женщинам, которых бьют дома.
