Пусть так и будет – пока. Пусть лучше с тобой разговаривает клоун Поль. Так будет правильнее.
Могу ли я говорить моему ангелу о добре и справедливости, рассказывать волшебные сказки, читать про благородных принцев и беззаветно преданных друг другу влюбленных, когда, выбравшись ночью из кабинета ее отца, подсчитав полученные от этого дивиденды, я тут же попадаю в постель к ее матери? Это не самая красивая сказка, Диана. Золушка в этой истории теряет не хрустальную туфельку, а что-то более ценное. И без всякой надежды на сказочного принца.
Я вспомнила психологический тест на выявление скрытого и явного лидера, составленный на основе этой сказки. «Кто, по вашему мнению, Золушка? Несчастная девочка, карьеристка, бедолага?» На самом деле Золушка – это просто Золушка, а вот я – и несчастная девочка, и карьеристка, и бедолага. Все в одном флаконе.
На асфальтовой площадке перед особняком я, под аккомпанемент своих невеселых мыслей, расчертила мелом поле для игры «в классики». Удивительно, что этих наших игр современные дети не знают. Куда катится мир? Дианка раскрыла свои удивительные глазищи, наблюдая за мной. Если есть у нас будущее, то оно за моей девочкой! Я на нее одну только и надеюсь.
Чего только не было в доме Поливановых! Золото, бриллианты… Но вот маленькой жестяной коробочки для игры «в классики» мы найти не смогли. Никакие дорогие заменители не подходили, они просто не скользили по асфальту и не «грюкали» на весь двор так громко, как та самая дешевенькая коробочка из-под гуталина, которую я в детстве носила в кармашке школьного передника.
Только у старенького садовника Петра Ивановича мы с Дианкой обнаружили искомое.
– А, правда, вы – внук Мичурина? – спросила я старика, пользуясь случаем.
– Может, и внук. Может, седьмая вода на киселе, – лукаво улыбаясь, ответил старик. – Ему ведь, старику Мичурину, все равно. Внучата его на деревьях растут. А хозяйке вот хочется, чтобы я был внуком. Ну, и пускай себе! Сейчас за родство-то не сажают, на Соловки не отправляют. А Мичурин был ничего себе старичок, тихий, яблочки любил. Ну, и «увнучерил» меня заочно. Стало быть, я его внук «по растительной линии». Так вот и числюсь… Дайка я коробочку эту оботру, она у меня из-под воска. Вишь как? Маленькая, никчемная коробочка, цена ей – копейка, а игры без нее нет. Вот так, девоньки. Вот так…
– Мы с тобой – девоньки? – спросила меня Дианка, неся в руках круглую коробочку как величайшую ценность в мире.
– А кто же мы? Девоньки и есть, – ответила я с какой-то деревенской интонацией в голосе – а как выдадут нас замуж, будем бабами.
– Нет, – возразила девочка, – я бабой не буду.
– А кем же ты будешь?
– Я хочу, как ты, гувер… гувернанткой.
Слава богу, гувернанткой моя воспитанница никогда не станет. Жизнь ее, с учебой где-нибудь в Оксфорде, с тусовкой среди новых Окорочковых и Чудриных, со свадебной фотографией на глянцевой обложке модного в то время журнала, уже расписана и утверждена земными богами.
Наконец и гувернантка позволила себе выйти из тени. Мы теперь играли втроем: Дианка, клоун и я. Веревочные мышцы Поля не позволяли ему точно пробросить биту, Дианка же, наоборот так старалась, что жестяная коробочка улетала далеко вперед. Одна только гувернантка играла неплохо, так же, как шустрая девчонка Светланка Чернова с нашего двора. Ну, почти так же. Как она прыгала! Легкая юбочка прыгала вместе с ней, но с заметным опозданием. Тогда-то в первый раз она заметила на себе этот самый мальчишеский взгляд, который, взрослея вместе с ней, будет преследовать ее всю жизнь.
– Можно с вами? – совсем рядом послышался мужской голос.
Мы так увлеклись, что не заметили, как возле нас остановились двое мужчин. Я машинально провела руками по юбке, проверяя ее положение, и ответила, как должна была ответить та самая девчонка с нашего двора:
– Сейчас доиграем этот кон, тогда, может, и примем. Но вообще-то мы незнакомых мальчишек в игру не принимаем. Вы с какого двора?
На меня смотрели внимательные глаза в окружении морщинок улыбки.
– Мы с соседнего, – сказал обладатель этих глаз. – Знаете старую водопроводную башню, где теперь показывают мультики на утренниках, а вечером фильмы про Фантомаса? Там еще есть гаражи, с которых мы прыгаем зимой в сугробы… Ну что? Принимаете нас в следующий кон?
– Давай их примем, – сказала мне Дианка и тихо добавила: – Мне так хочется посмотреть мультики в водородной башне…
– В водопроводной, Дианка, – поправила ее внимательная гувернантка.
– В сугроб прыгнуть тоже так хочется, – продолжала Дианка, но, посмотрев в сторону хозяйственного блока усадьбы, засомневалась. – Только гараж такой высокий! Как это с него прыгают?
– А в нашем дворе гаражи не такие высокие, как у вас, а сугробы зато глубокие-преглубокие. Прыгаешь, как в холодную вату…
– Холодной ваты не бывает, – возразила девочка.
– Бывает, – заспорил мужчина. – Вата бывает разная, даже сладкая.
– Сладкая? – вытаращила глаза пораженная его словами Дианка.
– Слаще сахара!
– И ты… и вы ее ели? – девочка даже присела в ожидании сенсационного для нее ответа.
– Сто раз! Откусываешь кусок и жуешь, пока она не растаяла.
– И не подавились?
– Нет, она тает во рту… – сказал мужчина.
– … а не в руках, – добавил современный телевизионный ребенок.
Конечно, я узнала этого мужчину сразу. Лет тридцати-тридцати пяти, высокого роста, с темными, по-спортивному коротко постриженными волосами. Он был бы даже красив, если бы не перламутровый шрам, перебивший бровь над его левым глазом на две равномерные половинки. Видимо, мужчина знал, что левая часть его лица выглядит несколько необычно, поэтому старался то повернуться к собеседникам вполоборота, то, как бы в задумчивости, подносил левую руку ко лбу.
Я уже видела его наяву и в воображении. Я даже позволила ему себя трогать совсем недавно. Вернее, его фантому. Но сейчас испытывала странное смущение, будто недавно ощущала на своем обнаженном теле руки не воображаемого, а живого Лунина.
Сейчас он стоял рядом, освещенный долгожданным июньским солнцем, а не телевизионными софитами – лакировщиками действительности. Что за глупость я тогда придумала! Какую ерунду я себе тогда внушила про этого человека! Вот что бывает с первого, поспешного, самоуверенного взгляда.
– Я, кажется, тогда не ответил на ваш вопрос? – спросил Лунин. – Тогда я еще не знал ответа. Теперь знаю.
– Вы про галстук? – вспомнила я. – Вам его Поливанов подарил с самыми наилучшими пожеланиями? Хотя это я так… Глупости… Ерунда какая-то…
Что-то слова стали даваться мне с некоторым трудом. Наверное, не восстановилось дыхание после «классиков».
– Вы спрашивали про любовь с первого взгляда, – напомнил Лунин.
