И тут я вспомнила этот голос. Аллочка! Моя однокурсница, миниатюрная девушка с мягкими белокурыми волосами и капризными интонациями. А к блондинкам я с недавних пор испытываю… довольно-таки смешанные чувства.
– Аллочка! Привет, дорогая! Ты меня не узнала? Это Татьяна Никитина, мы с тобой учились вместе, – я решила, что врага нужно знать в лицо, и вступила в дипломатические переговоры.
– Танька! Сто лет тебя не слышала! То-то думаю, что за голос такой знакомый! Какими судьбами? Зачем тебе сдался мой начальничек? – Похоже, Аллочка искренне обрадовалась, узнав меня.
– А что, хороший «начальничек»? – провела я разведку боем.
– Замечательный! Только вкалывать заставляет с утра до ночи, зато платит отлично. Ты его видела? Интересный мужик, есть в нем что-то такое притягательное…
Этого еще не хватало! Совершенно не хочу, чтобы Борис вызывал у Аллочки интерес.
– Видела. Мужик как мужик, ничего особенного, – заняла я круговую оборону. Для этого пришлось даже перейти на непривычный для меня грубовато-вульгарный тон.
– Так все-таки на фига он тебе?
Вот прицепилась! Открывать карты не входило в мои планы.
– Просто передай, что Таня звонила. У меня в классе его мальчик учится.
– Ох, Танечка, чувствую я, что дело тут не только в мальчике… – Аллочка всегда отличалась догадливостью в сердечных делах. – Ну пока, заглядывай как-нибудь.
Теперь каждый раз, когда Борис будет задерживаться на работе, я буду представлять его с Аллочкой! Ох, ну почему мне так не везет! Мало ли в Питере девиц, превосходно знающих английский, ну почему секретаршей человека, которого я люблю, оказалась именно она – худенькая блондинка с точеной фигуркой? Господи, за что ты посылаешь мне этот крест? Если это поможет, то я обещаю похудеть на три, нет, на пять килограммов!
С горя поулыбалась по Катькиной методике – стало получше. Даже упражнения сделала для спины. Пойду на улицу, развеюсь.
Когда я натягивала свой любимый джинсовый сарафан, который мы покупали еще с мамой, раздался звонок.
Телефон звонил и звонил, а я запуталась в сарафане. Он ну никак не хотел слезать с моей головы! Пришлось наугад схватить трубку и кое-как просунуть ее к уху через плотную ткань.
– Привет, Танюша, мне передали, что ты звонила. – Надо же, расторопность какая, думала я, дергая спиной и свободной рукой пытаясь одернуть сарафан снаружи. – Что-то случилось? Таня, а почему так плохо слышно? Что там за шум?
Я развеселилась, сделала отчаянное усилие и, чуть не разорвав широкую лямку, вылезла на свободу.
– Борис, какие планы у тебя на вечер? Может, ты заедешь ко мне?
– К сожалению, я думаю, у меня ничего не получится. Сегодня в девять, понимаешь, у меня очень важная встреча, и я не знаю, как долго она продлится. – Тон Бориса был усталый и нежный, но я расстроилась. Веселье куда– то испарилось.
– Что ж, ладно, как хочешь.
– Тань, что с тобой?
А что со мной? Я его люблю, жду днями и ночами, а он не может найти для меня нескольких часов!
– Все в порядке. Пока, – и я повесила трубку. Я чуть не плакала. Ну почему какая-то встреча для него важнее меня?! То собирался быть всегда рядом, а то – важная встреча! И еще до кучи – Аллочка…
А я тоже хороша! Сама же убеждала Арсения, что Борис страшно много работает, ужасно устает. Что ему трудно выражать свои чувства. То, что Арсений обижается на отца – это понятно, Арсений – ребенок. А я? Взрослая же тетка! Знаю же, что человек трудится из последних сил, знаю, как ему тяжело! Он из-за своей работы чуть сына не потерял, жена его бросила! А тут еще я со своими претензиями. Ну не могла подождать совсем чуть-чуть!
Мне было мучительно жалко Бориса. Было жалко себя. Я то собиралась ему звонить, то хотела вообще не поднимать трубку, когда он позвонит… Наконец, удивляясь самой себе, решила первой поехать к Борису.
Только спускаясь по лестнице, поняла, что не представляю, куда именно ехать – дома его еще, наверно, нет, а точный адрес офиса я не знаю. Я вышла из подъезда в тот самый момент, когда около моего дома затормозил уже такой родной серебристо-зеленый джип.
Про это
Я не запомнила, как мы с Борисом подни мались по лестнице, как я открывала дверь, как снимала босоножки… Как мы оказались в комнате, на дедовском диване… Вот он расстегивает пуговицы моего сарафана (оказывается, все так просто!), я пытаюсь снять с него рубашку, но пальцы дрожат, голова кружится от его близости… Как я могла подумать, что у Бориса зеленые глаза! Они у него синие, такие же синие, как мой синий сарафан на пуговицах. Какой он родной! Самый любимый, самый родной человек на свете!
– Таня, Танечка! Милая, любимая моя! Я не могу без тебя! Не могу!
«Я тоже не могу без тебя, любимый!» Но я не могу сказать ни слова, я чувствую, что теряю сознание, что душа летит далеко-далеко… К счастью. Да, моя душа летит к счастью.
Время остановилось. Его руки ласкают мое тело, и я не чувствую стыда, я жажду этого еще и еще!
– Ну, пожалуйста! Пожалуйста, любимый! Я не могу больше! Возьми меня!
Все сливается в одно целое – наши губы, тела, дыхание. Сильные и одновременно нежные руки Бориса… Его страстные поцелуи, жар его тела проникают в меня. Как будто издалека я слышу какой-то крик и тут же понимаю: это же я кричу. Мириады фейерверков разноцветными звездами вспыхивают в черноте ночи. Я на миг теряю сознание.
Когда я прихожу в себя, то вижу, что рыдаю на груди у Бориса. А он смеется, нет, плачет, нет, смеется, но по его щекам почему-то текут слезы. И еще я вижу, что ночь белая – ночь белая, а глаза Бориса синие.
Борис смотрел на меня, а я его совершенно не стеснялась. Мне было свободно с ним. Я любила его, любила себя. Мне казалось, что мы стали одним целым, одной плотью, что не осталось ничего в этом мире, что могло бы нас разъединить. Разделить нас теперь – все равно, что разрезать на части живое человеческое тело. От этого умирают. И мы умрем, если нас разделить. Его руки скользили по моему телу, наполняли его силой, теплом и желанием. И я стремилась ощутить каждую клеточку его тела, почувствовать его всего. Вот мы снова полностью вместе, снова полет в вечную беспредельность…
Уснуть этой ночью мы просто не успели – Борису надо было уезжать на его важную встречу. Иногда мы вставали и шли на кухню, жевали какие-то бутерброды… Нам не приходило в голову одеться, мы так и ходили по квартире, прижавшись друг к другу, застревая в узких дверных проемах, ударяясь о мебель, – это казалось нам чрезвычайно забавным.
Уже под утро Борис захотел кофе. Черного, крепкого и сладкого кофе. Я поняла, что тоже всю жизнь мечтала выпить именно черного, крепкого и сладкого кофе, и мы, не отпуская друг друга, пошли ставить чайник. Я закопошилась в буфете.
