С Павлом мы развелись, я переехала, дача наполнилась лишней, не поместившейся в хрущевке мебелью. Теперь пора было заняться хоть каким-то обустройством квартиры. Павел почему-то «забыл» предупредить меня, что в туалете протекает сливной бочок, а в ванной нет холодной воды. Правда, все остальное – комната и кухня – нуждалось лишь в легком косметическом ремонте. Однако все эти изменения требовали немалых денежных затрат, поэтому работа вновь вышла у меня на первое место.
Я сажусь за компьютер. За окном ликует весна, яркое солнце полдня светит мне в окно и делает экран монитора почти невидимым. Не хочется задергивать плотные шторы – я так соскучилась по солнечному свету за долгую зиму, но делать нечего – работа есть работа. Я вставила в компьютер музыкальный диск – под музыку скучный перевод со сложной экономической терминологией пойдет веселее. Я поставила Окуджаву, но сразу напала на песенку «Шарманка-шарлатанка» со строчками «Работа есть работа…» Похоже, кто-то невидимый наблюдает за мной и хочет посмеяться. Или заставить задуматься? Неужели мне осталась только одна работа? «Расплата за ошибки…» Неужели вся моя жизнь должна стать расплатой за ошибки? А я, чтобы не били под ребра, должна запереться в тесной комнатушке под самой крышей пятиэтажной хрущевки и прирасти к компьютеру?
С такими невеселыми мыслями перевод, естественно, застопорился. Да еще и сосед за стенкой занялся ремонтом, напоминая о неустроенности моего собственного жилища. Стенки в хрущевке тонкие, и звуки электродрели в соседней квартире действовали на меня парализующе – я чувствовала себя так, как будто оказалась в кресле зубного врача, когда он включает свою бормашину. А какой уж тут перевод! И солнце светило прямо в экран, точно говорило, что сидеть дома в такую погоду – смертный грех. Тесно мне в этой маленькой комнатке, устала я от компьютера и этой экономической абракадабры, которую вот уже сколько времени перевожу!
Комната моя подобна клетке.
Солнце руку сунуло в оконце.
Чтоб мираж увидеть очень редкий,
Сигарету я зажег от солнца.
Я хочу курить. Я не хочу работать.
Вот стихи Аполлинера мне очень даже подходят, не то что «Работа есть работа». Да и сигареты кончились. Я выключила компьютер, надела удобные новые ботинки и вышла на улицу.
Побродив по Гражданке (надо же когда-нибудь начать изучать незнакомый район), я довольно быстро утомилась однообразием весеннего новостроечного пейзажа и вдруг решила сходить к кому-нибудь в гости. К слову, Гражданка мне понравилась. Конечно, красивым этот район не назовешь. Но нельзя быть слишком требовательной – на Гражданке много парков, одна Сосновка чего стоит. В студенческие годы мы с Катей столько километров здесь накрутили! Катя! Катя Свияжская!
Катерина – первая, с кем я познакомилась в университете. Она подошла ко мне в перерыве между лекциями:
– Эй, ты с какой группы? Я – Катя, прошу любить и жаловать.
Веселая и чрезвычайно шумная девчонка меня, закомплексованную тетеху, сначала испугала своим громким голосом и способностью постоянно говорить. Казалось, что Катька вообще никогда не молчит. К тому же она обладала яркой внешностью, что тоже могло меня лишь оттолкнуть: хоть завистливой я никогда не была, но все-таки неприятно ощущать себя уродиной на фоне симпатичной подруги. В Кате было что-то цыганское – чрезвычайно худенькая, с густыми иссиня-черными волосами до пояса и большими глазищами, напоминающими перезрелые вишни.
Еще изучая список абитуриентов, я обратила внимание на ее фамилию, которая напомнила мне о произведении Василия Аксенова «Свияжск». Только любопытство и примирило меня тогда с необходимостью преодолеть замкнутость и впустить в свой маленький мирок шумную подругу. Впрочем, мне никогда не пришлось пожалеть об этом.
В первый же день занятий Катя оказалась самым заметным человеком на курсе. Она задавала преподавателям множество вопросов и далеко не каждый раз выслушивала ответ. И очень часто смеялась. А через пару дней выяснилось, что она уже знакома со всеми студентами, кроме меня. Разумеется, этого Катька просто не могла допустить – три дня находиться с человеком в одном помещении и ничего о нем не знать! Это противоречило ее деятельной натуре.
Потом Катя говорила, что я тоже вызывала у нее любопытство – сидит на всех занятиях какая-то девица, большую часть времени молчит, и никто о ней ничего не знает. Вот так взаимное любопытство и стало причиной нашей дружбы. В один из перерывов между лекциями Катька подсела ко мне и принялась болтать ни о чем, а после пары потащила в курилку. Именно ей я обязана своей любовью к темному пиву и привычкой курить.
Катя действительно оказалась родом с Волги, где неподалеку от Казани находится Свияжск. И ее смуглая кожа и карие глаза говорят не о цыганских, как я думала, а о татарских корнях – среди волгарей много черноволосых людей.
С Катериной мы не виделись давно. Будучи на последнем курсе нашего отделения английской филологии филфака университета, Катя вышла замуж за шведа. Познакомилась она со своим будущим мужем на Троицком мосту, когда тот пытался выяснить у прохожих, где находится Петропавловская крепость. Вопрос-то нетрудный, да только не попалось несчастному жителю Скандинавского полуострова ни одного человека, знающего английский. Катерина оказалась весьма кстати. Она не просто указала шведу в нужную сторону, как сделала бы я на ее месте, но и добровольно возложила на себя роль гида. Катька три часа таскала иностранного гостя по городу и без умолку болтала на своем великолепном английском. Как известно, мужчины экзогамны в большей степени, чем женщины: их тянет на чужие, непривычные внешние типы, и светловолосому до бесцветности скандинаву пришлась по вкусу смуглая Катина красота. На свадьбе гулял весь курс, а вскоре Катька уехала в Швецию.
Вот к ней-то, к моей теперь уже шведской подруге я и решила зайти в гости. Точнее, не к ней, а к ее маме Альбине Николаевне, с которой у меня сохранились теплые отношения и по сей день. Я нашла в телефонной книжке своего мобильника знакомый номер.
– Танька! Привет, родная! А я тебе звоню, звоню, и никто не подходит. – Катька в Питере! Вот уж кого я не ожидала услышать!
– Катька! – у меня дух захватило от радости. – Я не знала, что ты здесь. А у меня номер сменился, я переехала, а сейчас недалеко от тебя. Можно зайти?
– Спрашиваешь! Давай быстро! И пивка прихвати! Я сегодня как раз еще не придумала, чем заняться.
Катин дом расположен на Северном проспекте, мне надо было всего лишь перейти Муринский ручей – весь путь занял чуть больше пяти минут, и вот уже Катерина с визгом бросилась мне на шею.
Мы пили пиво на тесной Катькиной кухне и разговаривали.
– А чего ты переехала? Что забыла на этой долбаной Гражданке? Родительская-то квартира покруче была!
Мы не виделись три года, но Катерина совсем не изменилась. Все та же непременная улыбка и лукавые глаза.
– Да нет, тут тоже ничего квартира… Однокомнатная, светлая… – промямлила я в ответ.
– Ага! Щас! Однокомнатная в этой дыре не может быть покруче трешки в сталинке, не вешай мне лапшу на уши! В чем дело, колись!
