Доктор Мидзутани замолчала, сосредоточив внимание на дороге. Меж ее бровей пролегла глубокая складка. Поглядывая сбоку на ее посерьезневшее лицо, я с любопытством подумала, как же сложилась судьба ее подруг? Порвала ли она с ними, как я с Кейко? Но Кейко — всего лишь одна потеря. В академии я нашла новых подруг. А не иметь старых друзей среди бывших однокашников — совсем другое дело. Моя мать, человек общительный и приветливый со всеми женщинами из нашего квартала, дружила всегда лишь с госпожой Като и госпожой Учида. Никто из ее новых приятельниц не занял места этих двух женщин, которых она знала с детства. Наблюдая искоса за доктором Мидзутани, я думала о том, есть ли у нее все же близкие подруги или нет?
В воскресенье я забрала воробьев домой, поскольку последние дни все время льет дождь. Перед тем как распечатать конверт с письмом от матери, присланный на адрес клиники, я открыла дверцу переносного контейнера. Поколебавшись секунду, воробьи вылетели из сумки и принялись описывать под потолком круги. Их крылья равномерно жужжали, как детские трещотки на ветру. Пока я читала письмо, птенцы покружились еще немного и уселись на подоконник, как в свое время свиристель — мой первый пациент. Вот что я прочла:
«Дорогая Мегуми!
Рада, что у тебя все хорошо. Как ты и просила, отправляю письмо на адрес офиса доктора Мидзутани.
Надеюсь, что ты тогда будешь навещать Като, даже если сейчас не ходишь в церковь. Госпожа Като очень волнуется за тебя и рада будет тебя видеть, вне зависимости от твоих взаимоотношений с Господом. Когда в январе она меня отвозила в нашу деревню, она обещала заботиться о тебе. Пожалуйста, время от времени навещай ее. Это скрасит жизнь и тебе, и ей. Да и Кийоши будет рад. Ведь вы с ним друзья детства, а старой дружбой надо дорожить.
Что касается твоих проблем с религией, то о них лучше было бы поговорить при встрече. Жаль, что не могу к тебе приехать. Я вовсе не навязывала бы тебе своего мнения. Тут другое: когда человека одолевают сомнения, он нуждается в близком друге. Смерть Юко Учида тоже поколебала мою веру в Бога. Если бы мы с госпожой Като не находили утешения в молитвах и беседах, если бы переживали горе поодиночке, то неизвестно — может, тоже расстались бы с надеждой и верой. Но нам выпало счастье быть близкими подругами и видеть, как бедная Юко никогда не сомневалась в бесконечной доброте Господа. Перед лицом смерти, накануне прощания со своими детьми она проявила большое мужество.
Если ты позволишь, я буду молиться за тебя. Больше всего на свете я хочу, чтобы Бог утешил тебя и сделал счастливой, хотя я, конечно, молюсь одновременно, чтобы ты вновь обрела веру в Господа. Может, я поступаю неправедно, но я прежде всего хочу видеть тебя счастливой, а потом уже христианкой. Госпожа Като разделяет мои чувства. Мы с ней всегда будем любить тебя, как бы ты ни относилась к Богу.
Дедушка шлет тебе самые наилучшие пожелания, он тоже тебя очень любит. Как ты знаешь, через две недели годовщина смерти моей мамы — твоей бабушки. Трудно поверить, что ее нет уже три года. Отец хочет пригласить двух ее сестер с детьми и некоторых соседей. Устроим небольшие поминки.
Береги себя. Пиши скорее. Ужасно без тебя скучаю.
Твоя мама, Чи».
Прочитав письмо, я облегченно вздохнула, вопреки моим ожиданиям, мать немного успокоилась. Однако, перечитав его два раза, засомневалась в этом. Откуда мне знать, что все написанное — правда? Может, она на самом деле по-прежнему нервничает из-за меня, но не подает виду, стараясь выглядеть спокойной и рассудительной, как она это часто делала? И даже если она совершенно искренна, непонятно, что она хочет сказать, пожелав мне в первую очередь счастья, а потом уже возвращения в лоно церкви? Если она по-настоящему верит в Бога, если считает, что путь к спасению можно обрести лишь во Христе, она должна поставить во главу угла мою веру, а потом уже обычное человеческое счастье. А Иисус говорил, что те, кто поверит в него, подвергнутся гонениям, и в этой, земной, жизни их ждут только страдания и нищета. По логике вещей, мать мечтает видеть меня, в первую очередь, благочестивой прихожанкой, а уж как сложится моя личная жизнь — дело второстепенное. Да, загадка.
Я сложила письмо и спрятала его в ящик письменного стола. В конце концов, слова ничего не значат. В письме легко пожелать дочери счастья. Если она действительно думает, что во дни моих тяжких сомнений нельзя оставлять меня одну, почему не настоять на своем временном приезде? Если бы я серьезно заболела, она бы, конечно, упросила отца сделать по этому поводу исключение и приехала бы. А разве мое отречение от веры не столь же драматическое событие — тем более для нее, человека глубоко религиозного? Разве это не серьезный повод для разговора с глазу на глаз? А вместо этого она пишет, чтобы я навещала госпожу Като, словно откровенный разговор с матерью может заменить задушевная беседа с ее подругой.
Три воробышка, устроившиеся на подоконнике, пищат во все горло, требуя еды. Я кормлю их из шприца и запираю в сумке. Затем достаю дубоноса, открываю ему клюв и ввожу в глотку корм, сохраняющий ему жизнь, несмотря на его самурайскую решимость принять смерть как должное.
Наступил вечер. Мы сидим с Тору в машине. Я думаю о его матери. Она не утратила веру в Бога даже на смертном одре, когда Господь навеки разлучал ее с сыновьями. Может быть, крепость ее веры и принесла утешение моей матери и госпоже Като, но мне от этого религиозного фанатизма стало еще печальнее. Она умерла, веря в бесконечную доброту Бога, которого не существует.
Капли дождя стекают по лобовому стеклу, как серебряные слезы. Мы заехали в парк по соседству с домом Тору, оказавшись в нем уже в третий раз. Из-за дождя из машины не вылезешь. Тесное пространство внутри автомобиля создает ощущение, будто мы сидим в палатке. За ее стенами разыгрался шторм, а здесь, внутри, тепло и сухо. Мне вспомнился вопрос, повторяющийся в телевизионных ток-шоу и в журналах: «Вы заранее знаете, что после кораблекрушения попадете на необитаемый остров. У вас есть возможность захватить с собой одну книгу, которую придется перечитывать до конца дней своих, одну пластинку, которую вы будете бесконечно слушать, и одного человека, чье общество вам предстоит вытерпеть. Назовите ваш выбор».
Что касается человека, то, наверное, подошел бы Тору, но ему нужна не я, а Йосими Сонода. С ней он готов хоть на необитаемый остров, а если бы она отказалась, взял бы своего младшего брата. Я у него числюсь под номером 3. Ладно, как-нибудь переживу. Конечно, если бы мне дали возможность осуществить самую заветную мечту, то я хотела бы, чтобы Тору когда-нибудь сказал обо мне так, как он говорит о Йосими. Но ведь я решила перебороть свои чувства и согласилась быть его самым близким другом. Это уже неплохо: почетное третье место после Йосими и Такаши. Да и вообще эти вопросы насчет необитаемого острова совершенно надуманные. И ответы на них лживые и высокопарные. В реальной жизни люди чаще заглядывают в пособия типа «Сделай сам», чем в Библию, не говоря уже о том, что мало кому интересны «Сказки о Генджи» или полное собрание сочинений Шекспира, хотя в ответах эти книги часто мелькают. Кроме того, большинство людей не захотят провести остаток жизни на пару с одним и тем же человеком. Многие предпочли бы прожить на острове в полном одиночестве — если, конечно, им дали бы такую возможность.
