Глаза, уже было начавшие привыкать к темноте, снова погрузились в черную бездну. Но это уже не имело значения: я успела заметить небольшой выступ на стене и, решив, что, кроме выключателя, это ничем больше не может быть, протянула к нему руку.
Плоская клавиша легко и послушно подалась под моим пальцем, внутри выключателя мягко щелкнули контакты, и под потолком загорелся большой белый шар. Свет вспыхнул с ослепительной после темноты яркостью, и я опять потеряла зрение на несколько мгновений. Одновременно со щелчком выключателя в воздухе прихожей мгновенно возникло какое-то тягостное чувство опасности. Тут же по телу пробежала дрожь тревоги.
Я услышала едва различимый шорох и смутно уловила какое-то движение перед собой. Голова рефлекторно дернулась в сторону, а рука — навстречу метнувшейся ко мне тени. Но было уже слишком поздно. Я даже не почувствовала удара. Просто в голове у меня что-то стремительно взорвалось и вспыхнуло, и вновь ослепило меня, но только уже изнутри. Так же мгновенно, как и возникла, вспышка погасла, сменившись глубокой темнотой…
* * *
Когда память вернулась ко мне и я вспомнила все, что произошло за вчерашний день, я бросилась к лежащему на полу Соболеву. Вид у моего клиента был не очень-то хороший.
Его руки и ноги были перехвачены в разных местах резиновыми жгутами: на запястьях, локтях, лодыжках и коленях. Нападавшие, видимо, были людьми запасливыми, так как точно такими же жгутами мои руки были привязаны к подлокотникам стула. Но если бы Бен с Утюгом воспользовались более традиционным в таких случаях скотчем, то мое освобождение от стула было бы значительно проблематичнее.
От резкого наклона меня повело в сторону. Мне пришлось ненадолго замереть на месте и несколько раз моргнуть, чтобы разогнать пелену перед глазами. Наконец неприятное ощущение прошло, и я принялась развязывать Соболева.
Он тихо постанывал сквозь стиснутые зубы, когда я освобождала его конечности от сдавливавших их жгутов. Но, видимо, они настолько сдавили ему кровеносные сосуды, что пальцы его еще долго оставались холодными и безжизненными, и он несколько минут лежал неподвижно, прежде чем смог с моей помощью подняться и сесть в кресло, в котором еще совсем недавно вальяжно, полуразвалившись, восседал Бен.
Я помассировала Соболеву несколько биологически активных точек на голове и ладонях, чем окончательно привела его в чувство. Затем я немного подвинула скрюченные тела Утюга и Бена так, чтобы они лежали параллельно, головами в одну сторону, установила в метре от них стул и с чувством выполненного долга заняла свое место.
Итак, сейчас мне предстояло наконец прояснить причину нападений на моего клиента. В душе я рассчитывала, что такая встреча должна произойти. Более того, я имела намерение в том случае, если встреча будет затягиваться, сама инициировать ее каким-либо образом. Но что это произойдет так быстро, стало для меня, надо сказать, некоторой неожиданностью. Особенно тот факт, что встретились мы в запертой квартире моего работодателя. Ну что ж, способностью открывать замки при отсутствии ключа обладала не только я одна.
Я еще раз внимательно посмотрела на лежащие передо мной в одинаковой нелепой позе тела, пытаясь определить, кто из них двоих мог справиться с замком. Скорее всего это был Бен. У него были длинные, довольно гибкие пальцы, не испорченные тяжелой физической работой. Костяшки же и фаланги пальцев Утюга были покрыты мелкими шрамами и мозолями, которые бывают после специального «набивания» рук. Да и интеллект явно преобладал у Бена.
Но эта парочка по своей ударной мощи явно уступала исключительно воинственному трио, которое атаковало нас вчера в подъезде другого дома. Неужели после вчерашнего разгрома недоброжелатели моего клиента прислали значительно меньшие силы? По сравнению с двумя вчерашними тяжеловесами Утюг выглядел, прямо скажем, не очень-то внушительно — чем-то вроде фокстерьера рядом с доберманом-пинчером. Что же касается третьего номера — азиата, то в мастерстве кулачного боя дистанция между ними была приблизительно такая же, как между барышней-гимназисткой и прожженным уличным хулиганом.
При воспоминании заключительной схватки мышцы моей спины совершенно непроизвольно сжались, как и вчера при ударе об стену, в коротком спазме, скручиваясь, словно белье, выжимаемое опытной прачкой. В ответ на это мышечное сокращение тут же тупой разлитой болью в месте ушиба напомнила о себе голова.
«Впрочем, — решила про себя я, прикидывая, сколько же времени на самом деле длилось мое бессознательное состояние», — никогда нельзя недооценивать противника.
Я встала со стула, подошла к Бену и позаимствовала у него зажигалку и сигару. Затем я вернулась на свое место, закурила сигарку и пристально посмотрела на поверженных противников прищуренными глазами сквозь ароматный табачный дым. Разумеется, я могла воспользоваться своими собственными сигаретами, а не заниматься чем-то средним между грабежом и мародерством. Но прежде, чем начать допрос, я хотела морально окончательно добить Бена.
Он явно гордился и дорожил своими внешними атрибутами: песочно-горчичным пиджаком, пестрым галстуком, дорогими сигарами с тонким золотым ободком. И я демонстративно пользовалась предметом его гордости.
— Ну что, мальчики? — подчеркнуто пренебрежительным тоном спросила я. — Продолжим нашу беседу? Надеюсь, что она будет очень содержательной.
В ответ на мою реплику Бен промолчал и лишь посмотрел на меня полным ненависти взглядом, словно пытаясь пригвоздить меня к стулу или прожечь во мне дыру. Утюг же нечленораздельно зарычал и беспокойно заерзал на месте, испытывая на прочность свои путы. Добровольного разговора не получалось. Впрочем, трудно было ожидать в данной ситуации взаимности.
Я обвела взглядом комнату. После схватки она выглядела так, словно в ней резвилась стая диких обезьян. Мой взгляд остановился на лице Соболева.
— Семен Петрович, может, вы имеете какие-нибудь вопросы к нашим гостям?
— Что вам от меня надо? — спросил Соболев, обращаясь не то ко мне, не то к лежащим на полу своим недавним мучителям.
— Вы слышали вопрос? — старательно имитируя интонацию и манеру речи Бена, спросила я. — Не отвечать на вопросы — просто невежливо с вашей стороны.
Утюг взорвался потоком грязных ругательств. На него я не стала обращать особого внимания — он явно играл второстепенную роль в этом дуэте — и только продолжала следить, чтобы он благодаря своей необыкновенной живучести не смог освободиться и доставить нам неприятностей физического плана.
Через минуту поток ненормативной лексики из Утюга прервался по той простой причине, что у него возникла необходимость набрать в легкие воздуха, прежде чем извергнуть очередную порцию ругательств.
— Если у вас, Утюг, нет ничего, что бы вы могли сказать по существу заданного вопроса, то я могу предложить вам кляп, — спокойно сказала я, пока он судорожно заглатывал воздух. — И если вы будете упорствовать, то этот кляп я сделаю из ваших же носков.
Пораженный прелестями представившейся перспективы Утюг замолк на полуслове.
