— Ах вот зачем все это проделали! — воскликнула
Саша.
— Конечно. Где был? Что делал? А он ни черта не помнит
и ответить не в состоянии. Очнулся в лесу, без денег, добирался до города
автостопом.
— А как же Настя Леонтьева? — вдруг вспомнила
Женя. — Ее-то кто убил? И за что?
— Настя Леонтьева хорошо помнила, что Ада рассказала ей
о компромате на Вадима. Девочка подозревала, что это именно Вадим убил ее
сестру. Она начала вести свое расследование.
Опросив деревенских старух, выяснила, что в пятницу в
Борисовку приезжал Яновский. Связавшись с Яновским и рассказав ему о своем
открытии, она его до смерти испугала. Ведь он уже считал себя неуязвимым. А
деньги своими!
Можете себе представить его состояние?
— Яновский решил избавиться от Насти? — жалобно
спросила Анна. — Из-за тех же самых денег, на которые положил глаз
Анисимов?
— Совершенно верно. Он раздобыл где-то «ТТ» со
спиленным номером и стал ее выслеживать. Тем временем Настя, разведав
предварительно обстановку, проникла в офис «Триады» и забрала вещи своей
сестры. Прослушала запись и поспешила в студию Вадима. Наверное, хотела бросить
обвинения ему прямо в лицо. У нее был ключ, который она накануне украла из
студии. Яновский, ждавший подходящего момента, ворвался следом, сбил ее с ног,
положил на лицо подушку — то ли, чтобы приглушить выстрел, то ли, чтобы не
видеть ее глаз — и нажал на курок.
С собой из студии он унес Настину сумочку.
Боялся, что она делала какие-нибудь пометки и зафиксировала
его поездку в Борисовку. У Яновского и нашли аудиокассету с записью голоса Вадима,
который строил планы относительно убийства сестры. На всякий пожарный Яновский
горяченькую запись приберег.
— Получается, что наши визитки тут совершенно ни при
чем? — уточнила Анна.
— Это просто стечение обстоятельств, что все три жертвы
побывали в «Триаде». Это Виктория выбрала ваш салон, а Ада и Настя просто
последовали за ней. Так что все эти страсти про убийства по визитным карточкам
оказались чистой воды домыслом.
— А одной пленки с признанием Чушкина будет достаточно,
чтобы его посадили? — нахмурившись, спросила Саша.
— Ну-у.. — Олег кинул быстрый взгляд на
Никиту. — Возможно, и нет. Но его взяли с оружием. Вот Шитов, который
вынудил Чушкина пойти на третье убийство, вполне может отвертеться.
— Я так понимаю, Чушкин уже ехал, чтобы пристрелить меня
из того же самого пистолета, да? Чего же вы не взяли его прямо на горяченьком?
— Понимаешь, я… — начал Олег. Потом сам себя оборвал:
— Знаешь, что? Пойдем-ка сварим всем по чашечке
хорошего крепкого кофе!
Пойдем, пойдем. А вы, девочки, пока покурите, ага?
Девочки тут же заговорили, заохали, переключив свое внимание
на оживившегося Никиту. А Олег потащил Сашу на кухню.
— Сядь, — сказал он. — Нет, подожди, не
садись. Я хочу видеть твои глаза. Повернись ко мне. Вот так. Я должен тебе
признаться кое в чем. Я действительно планировал все так, чтобы Чушкин не
отвертелся. То есть…
— Я все поняла, это логично, — кивнула Саша,
быстро сглотнув. — Он должен был совершить на менялокушение.
— Да. Но я не выдержал ожидания. Я вдруг так испугался,
что все сорвется и ты окажешься в опасности… До сих пор не могу себе простить,
что мне вообще пришла в голову мысль подвергнуть тебя риску! Ты простишь меня,
Александра?
— Если ты меня поцелуешь, то прощу.
* * *
— Чувствую, что кофе мы сегодня не дождемся, —
высказала предположение Анна.
— Сегодня? Еще только час дня, — возразила
Женя. — Думаете, до ночи они его не сварят?
— Может, пойти посмотреть? — робко предложил
Никита.
— Я сама схожу.
Через минуту она возвратилась в комнату и сказала:
— Если кто-то хочет кофе, на хозяина лучше не
рассчитывать. У него явно не то настроение, чтобы возиться с кофемолкой.
— Может, нам стоит посетить летнее кафе? — робко
спросила Анна. — Знаете, там, на Тверской есть хорошая закусочная под
тентом?
Пряча улыбки, они гуськом вышли из квартиры и захлопнули за
собой дверь.
— Интересно, когда они сообразят, что нас нет на
месте? — вслух подумала Анна.
— Наивная! Могу голову заложить, что они вообще забыли
о нашем существовании. Им кажется, что они одни на целом свете. И именно такие
моменты, черт возьми, лично меня примиряют с этой жизнью.