— Пожалуйста, мистер Дрейк. Вы прекрасно понимаете, что вы оказались вовлечены в жестокую борьбу России за владения в Центральной Азии, которая ведется уже не один десяток лет. Мы всегда считали маловероятным, что Россия может интересоваться столь далекими землями, как Бирма. Однако в 1878 году в Париже произошла встреча между почетным представителем Бирмы и человеком, который как будто имеет лишь косвенное отношение к дипломатическим контактам. Это знаменитый русский химик Дмитрий Менделеев. Британская разведка в Париже отметила для себя это событие, но цель встречи осталась нам практически неясна. И случай был вскоре забыт, расцененный как один из тех многочисленных примеров дипломатических любезностей, которые не имеют далеко идущих последствий.
— Я не понимаю, какое это может иметь отношение к доктору Кэрролу, или ко мне, или...
— Мистер Дрейк! — прорычал лейтенант.
— Это нелепость. Вы только что застрелили...
— Мистер Дрейк, — проговорил Нэш-Бернэм, — мы вообще не обязаны говорить вам все это. Если вы не хотите оказать нам содействие, мы просто отправим вас в Рангун.
Эдгар закрыл глаза и стиснул зубы. Он откинулся на спинку стула, голова у него задергалась.
Лейтенант продолжал:
— Арест полковника повлек за собой поиски тех, кто выполнял его указания. В результате мы не нашли почти ничего, за исключением письма, датированного 1879 годом, от майора медицинской службы Кэррола Дмитрию Менделееву, озаглавленного «О вяжущих свойствах экстракта Dendrobium из Верхней Бирмы». Хотя в письме не было никаких улик, свидетельствующих о шпионской деятельности, подозрения против Кэррола были возбуждены. Наличие же в письме множества химических формул наводило на мысль о шифре, так же как и многочисленные музыкальные партитуры, которые наше министерство посылало майору медицинской службы Кэрролу в Маэ Луин, могли оказаться вовсе не партитурами. Это те самые ноты, которые везли с собой и вы, мистер Дрейк. Когда мы проверили ноты, которые посылал сам Кэррол, мы обнаружили, что большинство из них просто нечитабельны, что заставило нас предположить, что за ними стоит вовсе не музыка, а некие зашифрованные сведения.
— Это смешно! — запротестовал Эдгар. — Я слышал эти произведения в исполнении. Это шанская музыка, звукоряд в ней совершенно иной. Конечно, она звучит не совсем адекватно на европейских инструментах, но это никакой не шифр...
— Конечно, нам было неприятно выдвигать такие обвинения против одного из наиболее успешных наших командиров в Бирме. Нам требовались дополнительные доказательства. Потом, несколько дней назад, мы получили донесение разведки о том, что Кэррол и вы встречались в Монгпу с представителями Лимбинского союза, а также с бандитским князем Твет Нга Лю...
— Это действительно так. Я был там. Но...
— Там, мистер Дрейк, Кэррол заключил соглашение с Лимбинским союзом о нападении на британские силы в Яунгхве и о последующем установлении шанской автономии.
— Чепуха! — Эдгар подался вперед на стуле. — Я был там. Кэррол действовал вопреки приказам, но он был вынужден поступить так. Он убедил представителей Союза подписать мирное соглашение.
— Он так вам сказал? — Нэш-Бернэм взглянул на лейтенанта.
— Да, но я сам был там. Я это видел.
— Скажите мне, насколько хорошо вы понимаете шанский язык, мистер Дрейк?
Несколько секунд Эдгар молчал. Потом покачал головой:
— Это нелепо. Я провел в Маэ Луин почти три месяца, и доктор ни разу за это время не проявил неповиновения Ее Величеству. Это человек твердых принципов, ученый, любитель искусства и культуры...
— Давайте поговорим об искусстве и культуре, — снова ухмыльнулся лейтенант, обнажив зубы.
— Что вы имеете в виду?
— Зачем вы приехали в Маэ Луин, мистер Дрейк?
— Вы прекрасно знаете, зачем я поехал в Маэ Луин. Военное министерство командировало меня для настройки рояля «Эрард».
— Того самого рояля, который сейчас приплыл к берегу, на котором находится наш лагерь?
— Совершенно верно.
— И как же вы попали в Маэ Луин, мистер Дрейк? Вас сопровождали туда так, как было указано в вашем предписании?
Эдгар молчал.
— Мистер Дрейк, я спрашиваю вас еще раз. Как вы попали в Маэ Луин?
— Доктор Кэррол прислал за мной.
— Значит, вы поехали вопреки предписаниям?
— Я приехал в Бирму, чтобы настроить рояль. Таковы были мои предписания. Я не мог вернуться в Рангун. Когда я получил письмо от Кэррола, я поехал. Я гражданское лицо. Никакого неподчинения в моем поступке не было.
— Так, значит, вы поехали в Маэ Луин.
— Да.
— Что за инструмент вы собирались настраивать, мистер Дрейк?
— Концертный рояль «Эрард». Вы это знаете. Я не понимаю, при чем здесь это.
— «Эрард»... какое необычное название. И что же это за инструмент?
— Это французский рояль. Себастьен Эрард на самом деле был немцем, но переехал во Францию. Я...
— Французский? Вы имеете в виду тех самых французов, которые строят укрепления в Индокитае?
— Боже, какая нелепость! Что вы этим хотите сказать?..
— Всего лишь совпадение, а может быть, дело вкуса? Существует множество прекрасных британских роялей.
Эдгар посмотрел на Нэш-Бернэма.
— Капитан, я не могу поверить своим ушам. Музыкальные инструменты не создают военных союзов...
— Отвечайте на вопросы, — ничего не выражающим тоном отозвался Нэш-Бернэм.
— Сколько времени занимает настройка рояля, мистер Дрейк? — спросил лейтенант.
— По-разному.
— Хорошо, тогда скажите мне хотя бы приблизительно. Сколько времени вам максимально приходилось затрачивать на настройку одного инструмента в Англии?
— Только настройку?
— Только настройку.
— Два дня, но...
— Два дня. Неужели? Однако же вы сами сказали, что провели в Маэ Луин почти три месяца. Если рояль можно настроить за два дня, почему вы после этого не вернулись домой?
Эдгар молчал. У него кружилась голова, очертания предметов вокруг становились нечеткими, мир расплывался.
Проходило время, но он все молчал. Наконец капитан Нэш-Бернэм откашлялся и произнес:
— Вы сможете на суде дать показания против майора медицинской службы Кэррола?
— Капитан, — медленно ответил настройщик, — то, что вы говорите, не может быть правдой. Я был в Монгпу, я присутствовал на той встрече. Я говорил с Твет Нга Лю. Доктор Кэррол добился мира. Вы увидите сами. Я верю ему. Он непростой человек, но он гениален, это человек, который способен покорять сердца с помощью искусства и науки. Просто надо подождать, и когда Лимбинский союз представит Ее Величеству свои предложения, вы поверите мне.
