— Ты меня не слушаешь, — сказала Кэтрин.
— Почему? Конечно, слушаю, это действительно ужасно. — Он на самом деле представил себе троих детишек, бледных, похожих на новорожденных слепых мышат.
— Увы, я знаю, что мне нельзя читать такие истории, — сказала она. — Они меня очень расстраивают. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Ты сегодня закончишь работу у Фарреллов?
— Нет, я думаю, что пойду к ним позже, на неделе. Сегодня в десять меня ждут в Мэйфере, в доме члена парламента. Броадвудовский рояль... Я пока не знаю, в чем там дело, а до этого мне надо кое-что закончить в мастерской.
— Постарайся сегодня вернуться вовремя. Ты же знаешь, как я ненавижу ждать.
— Знаю. — Он перегнулся через столик и взял ее руки в свои. «Слишком порывисто», — подумала она, но решила не придавать этому значения.
Их служанка, молоденькая девушка из Уайтчепела, уехала домой ухаживать за больной чахоточной матерью, и Кэтрин, встав из-за стола, сама пошла наверх, чтобы убраться в спальне. Обычно она проводила день дома в хлопотах по хозяйству, отвечала на звонки клиентов Эдгара, вела учет заказов и планировала их общие с мужем визиты, заботилась о прочих связях с обществом — словом, занималась всем тем, что ее муж, которому всегда было проще общаться с музыкальными инструментами, чем с людьми, с радостью согласился переложить на ее плечи. Детей у них не было, хотя когда-то они мечтали о них. Тем не менее их брак до сих пор держался на любви. Порой это удивляло даже Кэтрин, когда она смотрела на своего мужа, с отсутствующим видом бродящего по дому. Первое время отсутствие детей — словосочетание, звучавшее особенно примечательно в устах матери Кэтрин, — печалило их обоих, но постепенно супруги с этим смирились, и Кэтрин нередко задумывалась, стали бы они еще ближе друг другу, если бы появился ребенок. И вообще, как иногда сознавалась она подругам, может, оно и к лучшему: Эдгара вполне достаточно, чтобы удовлетворять потребность заботиться о ком-то.
После того как она ушла, он допил чай и спустился по крутым ступенькам в свою мастерскую, помещенную в подвале. Он редко работал дома. Транспортировка инструмента по лондонским улицам может нанести ему непоправимый вред: гораздо проще приехать на место со всем необходимым. Преимущественно же мастерская служила Дрейку для реализации собственных замыслов. Несколько раз, правда, ему действительно приходилось доставлять фортепиано к себе домой, и тогда его спускали на веревках в узкое пространство между улицей и домом. Оно представляла собой маленькое помещение, загроможденное рабочими инструментами, пыльными фортепианными остовами, свисавшими со стен и потолка, как куски туш в лавке мясника; к стенам были прикреплены выцветшие схемы устройства различных фортепиано и портреты пианистов. Тусклый свет проникал сюда через крохотное окошко, лепившееся од самым потолком. Сломанные клавиши выстроились на полках, как ряды зубных протезов. Кэтрин как-то назвала мастерскую «кладбищем слонов», и он поинтересовался, что навело ее на эту мысль — огромные «грудные клетки» выпотрошенных роялей или рулоны войлока, похожие на снятые шкуры, а она ответила: «Ты слишком поэтичен, я имела в видy всего лишь эту слоновую кость».
Сойдя по лесенке, он едва не упал, споткнувшись о сломанный механизм, прислоненный к стене. Помимо трудностей с транспортировкой фортепиано, была еще одна причина, по которой он не водил заказчиков в свою мастерскую. Тех, кто привык видеть сияющие полированные инструменты в изящных гостиных, вид их обнаженных внутренностей и осознание того, что небесные звуки рождаются из этого прозаического механизма, всегда приводил в смущение и расстройство.
Эдгар пробрался к маленькому письменному столу и зажег лампу. Накануне вечером он спрятал пакет, полученный в Военном министерстве, под старыми печатными руководствами по настройке. Эдгар открыл конверт. В нем были копия письма, полученного им от полковника Фитцджеральда, карта и контракт, в котором прописывались его обязанности. Помимо этих бумаг здесь были отпечатанные справочные материалы, которыми его снабдили по настоянию доктора Кэррола. Они были озаглавлены жирными прописными буквами: ОБЩАЯ ИСТОРИЯ БИРМЫ, С ПОДРОБНЫМ ИЗЛОЖЕНИЕМ ИСТОРИИ АНГЛО-БИРМАНСКИХ ВОЙН И БРИТАНСКИХ ЗАВОЕВАНИЙ. Он сел и начал читать.
История этих завоеваний в общих чертах была ему знакома. Он знал об англо-бирманских войнах, конфликтах, примечательных быстрыми победами войск Ее Величества, в результате которых бирманские короли лишались значительных территорий.
После первой войны к Англии отошли прибрежные области Аракан и Тенассерим, после второй — Рангун и Нижняя Бирма, после третьей — Верхняя Бирма и Шанские княжества. О первых двух войнах, которые завершились где-то между 1826 и 1835 годом, он узнал еще в школе, а о последней подробно писали газеты в прошлом году; об окончательном захвате территорий было объявлено только в январе. Но если не считать самых общих сведений, большая часть подробностей оказалась для него неизвестной: оказалось, что предлогом ко второй войне послужило похищение двух капитанов британских морских судов, что на развязывание третьей отчасти повлияла напряженность, возникшая после того, как британские посланники, получившие аудиенцию у бирманского короля, отказались разуться при входе в помещение. Были там и другие разделы, в том числе об истории королевских династий. Из запутанной генеалогии, которую уж совсем невразумительной делало наличие многочисленных жен, становилось понятно, что убивать всех родственников, которые могут предъявить права на трон, — самое обычное дело. Он запутался в новых словах, именах со странными сочетаниями букв, которые он не мог произнести, и сосредоточился в основном на истории последнего короля Тибо, свергнутого после захвата британскими войсками Мандалая и бежавшего в Индию. Это был, согласно военным отчетам, слабовольный и неудачливый правитель, которым помыкали жена и теща. Время его царствования ознаменовалось разгулом беззакония в отдаленных районах, подтверждением чему служили участившиеся атаки вооруженных банд дакоитов — разбойников, имя которых стало известно Эдгару из статьи, выдранной им из «Иллюстрированных лондонских новостей».
Он услышал наверху шаги жены и прекратил чтение, готовясь засунуть бумаги обратно в конверт. Кэтрин остановилась на верху лестницы.
— Эдгар, уже почти десять! — крикнула она.
— Правда! Мне пора! — Он погасил лампу и сложил бумаги в конверт, удивляясь собственной осторожности. Кэтрин подала ему сюртук и чемоданчик инструментами.
— Обещаю, что сегодня приду вовремя, — сказал он, ныряя в рукава. Он поцеловал ее в щеку и вышел. На улице было холодно.
Остаток утра он провел за настройкой «Броадвудa», принадлежавшего члену парламента, который в соседней комнате громогласно вещал о постройке готового приюта для душевнобольных благородного происхождения. Эдгар быстро закончил работу, он мог бы потратить больше времени на тонкую подстройку, но у него сложилось впечатление, что инструментом пользуются редко. К тому же в гостиной, где стоял рояль, была плохая акустика, да и политическая позиция депутата показалась Эдгару отвратительной.
