Детство Саманты было не из тех вещей, которые можно упомянуть в дружеской гостиной за бокалом вина. Мамаша Морган оставила папашу Моргана через полгода после того, как закрылась фабрика. Производство перевели в Китай. Сэмюэль Морган, химик-технолог и отец шестилетней дочери, держался долго, но когда уж покатился, то катился до самого дна. Сэмми была в четвертом классе, когда отец перешел с крэка на героин, а семейные накопления окончательно иссякли. Из дома в пригороде пришлось переехать сначала в барак, где ютились те, кто жил на соцпособие, а затем, когда папашу Моргана за многочисленные правонарушения сняли с пособия, в Шанти-Таун. Это было мерзкое скопление заброшенных, полуразвалившихся зданий и наспех сколоченных лачуг. Здесь вечно воняло помоями, луком и витал сладковатый душок конопли, а люди существовали преимущественно по ночам. Саманта продолжала ходить в школу. Как могла, она штопала собственные джинсы и майки и каждый день отстирывала их в большом тазу. Девочке не хотелось, чтобы одноклассники узнали правду. Учителя к Саманте относились с опаской. Она была примерной ученицей, но не подлизой и не выскочкой, а такое поведение всегда подозрительно. Еще у Саманты была тайна. По средам и пятницам она приходила на оцепленное ржавой проволочной изгородью футбольное поле. Там, у изгороди, ее ждали. Она передавала ждущим пакет с мутноватыми кристаллами и получала деньги.
Долго так продолжаться не могло. Некоторое время Сэмми спасало ее звание отличницы. Отличницы, как правило, не торгуют айсом. Впрочем, у всякого правила есть исключения, как заметил молодой, но перспективный сотрудник отдела по борьбе с наркотиками. Тот самый, что, прикинувшись покупателем, вывел Сэмми и папашу Моргана на чистую воду.
Папаша Морган загремел в тюрьму, а Сэмми – в спецшколу для трудных подростков. Еще не колония, но явно и не летний лагерь отдыха. В этой школе имени генерала Паттона Сэмми и повстречалась с Ди. Ее определили в тот же класс, где училась Диана, но познакомились они не на уроке, а в школьном туалете, выложенном грязноватой кафельной плиткой.
Сэмми переплетала перед зеркалом косу, когда в туалет вошли еще три девочки. Одноклассницы. Черная, по имени Диана Виндсайд, и две латиноамериканки. Все на голову выше Сэмми. Глядя на новенькую, Ди вывернула толстые губы, прищелкнула языком, процедила:
– Какие длинные патлы. У нас, детка, так не положено. – И потянула из кармана куртки ножницы.
Глядя на ее отражение в заплеванном зеркале, Сэмми сказала тихо, но отчетливо:
– Притронешься к моим волосам – убью.
– Ни фига себе! – гыгыкнула одна из латиноамериканок. – Ди, покажи ей.
Ди, ухмыляясь, приблизилась, и тогда Сэмми с разворота заехала ей кулаком в нос. С волосами она уже попрощалась, ей только хотелось ударить посильнее, мстя разом за все: за желтые от наркотиков глаза и пальцы папаши Моргана, за луковую вонь Шанти-Тауна, за грязь, за то, что мама ушла. Ди странно всхрапнула и мешком рухнула на пол. Остальных девиц словно ветром сдуло. Из разбитого носа негритянки текла кровь, заливая и без того нечистый кафель. Лоснящееся черное лицо с закаченными глазами в белом искусственном свете казалось серым. Сэмми вздохнула. Она плеснула в лицо сраженной противницы водой, а затем, отмотав бумаги, присела на корточки и принялась смывать кровь.
Ди очнулась довольно быстро. Уважения в ее взгляде заметно прибавилось. Потрогав разбитый нос и шишку на затылке, она сказала:
– Ну ты даешь, подруга. Давай ко мне в банду.
– Я с бандами не тусуюсь, – ответила Сэмми, смывая испачканный бумажный комок в унитаз. – И ты, если не дура, это бросишь.
Бросила Диана, леди Ди, не сразу – и все же дружба помогла Саманте заниматься тем единственным, что ей нравилось, без лишних проблем. Саманте нравилось учиться. Ди учиться совсем не нравилось, однако, когда Сэмми через полгода перевели в обычный приют, Диана последовала за ней. И еще через полгода, когда Сэмми оказалась в очередной спецшколе – уже не имени генерала Паттона, а имени своего однофамильца, генетика Моргана, – Ди тоже перевели туда. Саманта тянула подругу за собой вплоть до колледжа, где их пути разошлись. Морган поступила на естественно-научный факультет Гарварда, а Ди выбрала полицейскую академию. Сейчас офицер Виндсайд возглавляла отдел по расследованию убийств Центрального бостонского управления полиции. И они с Самантой по-прежнему оставались подругами.
Выслушав исповедь Саманты, Ди сказала:
– Пожалуй, чаем здесь дело не обойдется. Тебе надо расслабиться. У тебя есть что-нибудь покрепче?..
– Не надо мне ничего покрепче, – злобно перебила Саманта. – Уже допилась, хватит. Мне надо язык отрезать…
– Да не переживай ты так. Или ты его и в самом деле любишь?
Саманта нахмурилась:
– Не знаю.
– Не знаешь? – хмыкнула Ди, прихлебывая из своей любимой кружки.
На кружке изображена была сцена из сериала «Бостон Пи-Ди». Штука состояла в том, что офицер Виндсайд участвовала в съемках в качестве консультанта и гордилась этим, кажется, больше, чем медалью за храбрость и двумя дипломами «Полицейский года».
– Если не знаешь, давай, подруга, разберемся: тебе просто стыдно от того, что ты наговорила гадостей сотруднику, или больно, потому что ты в очередной раз разрушила собственное счастье? Глядя, как ты убиваешься, я бы поставила на второе…
– Да ничего я не разрушала!
– Ага. Совсем как в тот раз, когда ты попыталась изнасиловать его прямо на рабочем месте.
Саманта застонала:
– Не напоминай!
– Ага, и я еще тогда тебе сказала, что мужикам не по вкусу, когда их используют как живое дильдо. То есть нормальным мужикам.
Собственные любовные интрижки Дианы отличались как тропической пылкостью отношений, так и их мимолетностью. Саманта горестно оскалилась:
– Ну и что мне теперь делать?
– Думаешь, он тебя не простит?
– Нет.
– Что же ты такого ему наговорила?
Сэмми вздохнула и оттарабанила:
– Я сказала, что он сукин сын и член у него такой крохотный, что презервативы подходящего размера просто не выпускают. Единственное, что еще меньше, – это его способности как ученого, зато самомнение выше Эмпайр-билдинг. Что он сбежал в Америку потому, что здесь его невежество сойдет за русскую неотесанность, но на родине его давно бы уже раскусили. Что все его поганые теории – просто бормотание импотента, не способного ни на одну оригинальную мысль. Сказала, что я скорее сделаю десять абортов подряд, чем заведу от него ребенка…
Ди, которая в продолжение этой речи давилась смехом, резко насторожилась:
– Постой… Что еще за разговор насчет детей? Вы что, занимались этим без защиты?
Саманта отвела взгляд. Уставившись в пол, она пробормотала:
– Не помню.
– О Святая Мария!
