— Я представитель местного бизнеса, — продолжаю я, кивая и улыбаясь. — Мы прочитали о том, как вас ограбили — дважды ограбили, — и подумали, что сумеем помочь.
Руки слегка разведены, создавая впечатление искренности. Язык жестов чрезвычайно важен для того, чтобы установить контакт с клиентом, особенно если понимаешь, что человеческое общение всего лишь на семь процентов выражается вербально. Когда-то нас учили зеркально отображать движения клиентов, чтобы они почувствовали себя раскованнее, но сейчас эта практика вышла из моды. Сейчас считается, что нужно выражать свою искренность и открытость языком жестов, то есть не засовывать руки в карманы, не скрещивать их на груди, ну и все такое.
На ее лице написана надежда, смешанная с недоверием. Ей хочется поверить мне, но жизнь слишком часто отдергивала дающую руку.
— Может, нам лучше войти в дом? — предлагаю я, страстно желая поскорее скрыться от инвалида с биноклем.
— Прошу, — отвечает наконец Колетт, — сюда только ленивый не заходил.
Я не уверен, что мне стоит смеяться, и сдерживаюсь. Вместо этого я киваю и вхожу, мысленно испустив вздох облегчения, когда дверь за мной закрывается.
Чтобы ненароком не направиться сразу же к Колетт, приходится напомнить самому себе, что я никогда не бывал в этом доме и потому не знаю, где дверь в ее квартиру.
— Сюда, пожалуйста.
Мисс Кару поворачивается и идет в гостиную, я следую за ней. Там она усаживается на располосованный диван и берет со стеклянного кофейного столика пачку дешевых сигарет «Питер Стайвесант».
Гостиная такая же, как я ее запомнил, зловонная. Правда, сейчас здесь разит еще сильнее — человек, проникший в квартиру Колетт Кару, помочился в прихожей, и вся квартира провоняла запахом застаревшей мочи. Что ж, думаю я, по крайней мере из-за того, что часть вони моя, ее легче выносить. И на том спасибо…
Жалюзи на окне закрыты, что радует; женщина не включила свет, и потому я продолжаю изучать ее в полумраке.
Она примерно моего возраста, почти привлекательная. Но привлекательностью несколько потасканного сорта, даже на фотографии в газете это было видно. Немытые волосы заложены за уши. На ней белый топ без рукавов, из-под которого выглядывает лямка лифчика, и дешевая, знававшая лучшие дни юбка кремового цвета.
Колетт сидит на диване, сжавшись в комочек, затем берет сигарету и прикуривает ее легкими, скупыми, отточенными движениями, после чего бросает зажигалку на столик. Колени женщины плотно сжаты, она курит, прижав руки к телу, шумно втягивает в легкие дым и выдыхает его еще громче. Я вдруг замечаю, что ее лицо — совершенный механизм для курения. Губы, кажется, специально слегка округлены, чтобы лучше держать сигарету, высокие скулы, впалые щеки…
Украдкой осматриваюсь, ища взглядом кошку, вдруг она прокрадется в комнату, узнает меня и поднимет тревогу. Ее нигде не видно, и я едва сдерживаю дрожь, представив, что я чуть было с ней не сделал.
— Так вы прочитали об этом в газетах, да? — произносит наконец Колетт.
Никакого тебе предложения выпить чашку чаю. Даже сесть не пригласила. Правда, сидеть все равно не на чем.
Я пытаюсь подавить легкое чувство досады. В конце концов, если бы я пришел сюда из филантропических побуждений, то можно было бы считать, что со мной обходятся крайне невежливо. Но это не так, так что молчи, досада, молчи! И все же мне трудно не испытывать отвращение к этой женщине, и потому я решаю смыться отсюда как можно скорее.
— Да. По-видимому, это было ужасно.
— Я не говорила и половины того, что понаписали в газете. Все мои слова переврали. Могу я их привлечь к суду?
Отвращение становится сильнее, его трудно сдержать. Неблагодарная сука. Местный бизнесмен прочитал в газете о постигшем ее несчастье и пришел помочь, а она плачется, что ее слова переврали.
— Не знаю. А в чем дело?
— Они написали то, чего я никогда не говорила. Крутился тут репортер, но я ничего подобного не говорила. Что я была потрясена, и все такое.
— М-м-м… Думаю, им разрешается писать, что это ваше дословное высказывание, если вы на это согласны.
Вы-то в курсе. Я был прав?
В общем, да. Можно слегка перефразировать. Вроде как если бы диалог «Вы ощущаете себя неудачником?» — «Да», превратился в: «Я законченный неудачник», — сказал Кристофер Сьюэлл.
Вроде того.
— Там все неправда, — говорит Колетт Кару. — Гребаные газеты. Вечно пишут неправду, да?
— Не знаю.
Надо срочно убираться, я чувствую, что потерял контроль над ходом встречи. Первое правило торговли: бери руководство ситуацией на себя.
— Послушайте, мисс Кару. Наша компания, мы все хотели бы сделать пожертвование, чтобы помочь вам пережить такое трудное для вас время.
Я лезу в карман и достаю пачку банкнот, которые недавно снял со счета в банке. Три сотни фунтов, если точно.
— На каких условиях? — спрашивает женщина, увидев в моих руках деньги. Ее глаза сужаются и становятся похожими на две щелки.
Стараюсь не обращать внимания на неблагодарность, на то, что она даже с места не сдвинулась.
— Никаких условий. У нас на работе есть… фонд для помощи… э-э… людям вроде вас. Ну, может, только одно условие, если его можно назвать условием, конечно, — мы бы хотели остаться неизвестными. Понимаете, если все будут знать о нашем фонде, нас завалят просьбами о помощи.
Ее взгляд не утратил подозрительности, однако теперь в нем заметен интерес.
— Вы, наверное, большая шишка?
— В общем, да. — Я делаю шаг к столику, размахивая купюрами. — Финансовый директор.
Я жду, что Колетт протянет руку и возьмет у меня деньги, но женщина сохраняет неподвижность. Словно находится под видеонаблюдением ФБР, и попытка взять банкноты будет расценена как преступление. Я же, в свою очередь, настойчиво пытаюсь вручить ей наличные.
— Триста фунтов вам помогут?
— Даже триста пенсов пригодятся.
— Ну и отлично. Вот вам триста фунтов.
Так как она по-прежнему не делает попытки взять деньги, я наклоняюсь к кофейному столику и кладу купюры рядом с пачкой сигарет.
— Вы их мне оставляете, да? — спрашивает женщина.
— Да. Возьмите деньги, и все.
Нужно ли добавить, чтобы она не говорила об этом полиции? Какая-то часть меня полагает, что нужно, а другая боится, что Колетт что-нибудь заподозрит.
Вдруг ее рука тянется к моей промежности и начинает гладить мой член.
Я смотрю на женщину. В ее глазах что-то вроде торжества. Чувствую, как наступает эрекция, мой пенис, который она продолжает сжимать и поглаживает, твердеет и поднимается.
Жадно ловлю воздух ртом.
