– Привет, Мин. Послушай, может быть, пойдем куда-нибудь еще? Здесь слишком много народу.
– Но я заказала нам бутылку вина, – ответила она. – И бог мой, как же здесь дорого, теперь мы просто обязаны ее выпить.
Ее громкий голос отчетливо раздавался по всему бару, и Уилл заметил, что коллеги с любопытством наблюдают за ними. Он решительно взял Мин за локоть и увлек ее в самый укромный уголок.
– Сядем здесь, – сказал он, усаживая ее в отдельную кабинку возле входа в мужской туалет, и направился к стойке за бутылкой и бокалами.
– Твоя подруга? – спросила Нина. – Я и не предполагала, что ты можешь вращаться в таких… – она сделала паузу, – богемных кругах.
– Креативность, – серьезно ответил Уилл, – это валюта будущего. Идеи, Нина, – вот что принесет нам богатство в конечном счете. – Он галантно поклонился и ушел, оставив ее в полном замешательстве. Нина решила присмотреться к Мин повнимательнее, чтобы понять смысл его слов. Может быть, он на пороге великих открытий? Неужели она пропустила что-то жизненно важное?
Уилл налил Мин бокал вина и сел рядом.
– Почему та блондинка так смотрит на меня? – спросила Мин.
– Понятия не имею, Амброзия. Хотя, возможно, ей интересно, где ты покупала свой наряд.
– Прости, Уилл. Мне надо было одеться получше? Я не представляла, что здесь будет такая обстановка.
– Никогда не меняйся, – ответил смирившийся Уилл, качая головой. – Забудем об этом, лучше расскажи мне, чем ты занималась все это время.
– Ладно, – сказала Мин, – посмотри вот это. – Она достала из потрепанного рюкзачка журнал и распахнула его на одной из страниц с иллюстрациями. Там была подборка черно-белых детских фотографий. Все фото были удивительно хороши, но было заметно, что каждый ребенок чем-то болен.
– Что это? – спросил Уилл.
– Это моя первая работа, – пояснила Мин. – Я сделала их в детском доме в бывшем Советском Союзе, эти больные дети практически обречены на смерть. После того как Советский Союз распался, никому нет до них дела. Это трагедия. Уилл. Им так немного надо, но никто им не помогает.
Мимо неверной походкой прошел какой-то подвыпивший банкир. Он кричал в свой мобильник солидных размеров:
– Ну на фиг мне платить налоги в обеих странах?
Уилл спешно закрыл журнал.
– Ты не знаешь кого-нибудь, кто мог бы дать за эти фотографии хоть немного денег? – с надеждой спросила Мин.
– Здесь такое не пройдет, – сказал Уилл, краем глаза заметивший, что Нина теперь беседовала с Йореном, его боссом. Разумеется, в следующую минуту тот приблизился к их столику.
– Уильям, – сказал он, – ты не хотел бы представить мне свою знакомую?
– Конечно. Это мисс Амброзия де Бофор Хаскелл, журналист, только что вернулась из очень интересной поездки, знакомилась с растущими рынками на территории бывшего Советского Союза. Мы как раз говорили об условиях для бизнеса в этом регионе, – объяснил Уилл, крепко придерживая журнал, чтобы Мин не вздумала показать его боссу. – Амброзия, – продолжал он, – это Йорен Торстед, я бы сказал, легендарный Йорен Торстед, о котором ты, без сомнения, слышала. – Делая последнее замечание, он пнул ее под столом.
– О! Да, конечно, – сказала Мин. – Само собой. Здравствуйте.
– И какие выводы вы делаете из информации мисс Хаскелл? – спросил Йорен.
– Инфраструктура, конечно, там сильно подорвана, – отвечал Уилл. – И это создает дополнительные сложности для русских в разворачивании бизнеса.
Йорен улыбнулся и потрепал Уилла по плечу.
– Вы далеко пойдете, мистер Гаджет. Приятного уикенда, рад буду встретиться с вами в понедельник утром. Мисс Хаскелл. – И он оставил их в покое.
– Эта неделя показалась такой длинной, – сказал Уилл. – Мин, давай пойдем и напьемся.
Они действительно очень много выпили в тот вечер и оказались в ночном баре в Кэмдене возле закусочной, где плохим вином запивали густо приправленный чесноком кебаб и танцевали под греческую музыку. Когда их наконец выставили за дверь, они доплелись до квартиры Уильяма и забылись столь глубоким сном, что не слышали звонка в дверь: товарищ Уилла захлопнул ее снаружи, так что ему пришлось провести ночь за порогом. Наутро ни Мин, ни Уилл не осмелились спросить друг друга, целовались они вчера или нет, решив, что проще предположить, что не целовались, а значит, и не стоит придавать этому значения.
После публикации первых фотографий на работы Мин появился спрос, так что большую часть года она проводила за границей. Она колесила по свету и фотографировала, особенно женщин и детей, обычно живущих в нищете и убожестве на фоне самых прекрасных достопримечательностей мира. Секрет успеха ее работ был в их естественности, люди не позировали ей и везде принимали ее за свою, будь то индейцы навахо или кто-либо еще. Как только Мин оказывалась в Лондоне, она сразу же направлялась к Уиллу и проводила время с ним, пока не подворачивалась новая работа. Она стремилась произвести на него впечатление, показывая, в каких условиях живут люди в разных уголках мира по сравнению с его расточительным образом жизни, а Уилл в свою очередь пытался развить в ней деловую хватку, чтобы она смогла все же заработать хоть какие-то деньги. Хотя ни тот ни другой не преуспели в своих начинаниях, оба проявляли завидную настойчивость.
Уилл работал как вол, день за днем, у него были кратковременные связи с красивыми, умными деловыми и высокообразованными женщинами, которые всегда заканчивались ничем из-за стремления обеих сторон продолжать карьеру. Если бы один из них, Мин или Уилл, наконец встретил настоящую любовь, второй, безусловно, был бы весьма расстроен, хотя они упорно продолжали считать себя только друзьями. Отсутствие в их отношениях физической близости, которой оба предусмотрительно избегали, позволяло им поддерживать иллюзию, что они не так уж глубоко привязаны друг к другу. Всем прочим вокруг было совершенно ясно, что они – влюбленная пара. И только сами участники дуэта не подозревали об этом.
Глава четвертая
Глубокой ночью все гости покинули квартиру в Ноттинг-Хилле, последней ушла случайная знакомая Уилла после его вежливого, но твердого отказа от ее благосклонного предложения. Уилл сидел на своем диване и тупо допивал остатки алкоголя из всех банок и бутылок. Когда с уже открытыми емкостями было покончено, он отправился в кухню, нашел там какой-то замысловатый коктейль и вернулся с ним на диван. Выкурив все сигареты, он попытался зажечь окурки из пепельницы, да только опалил бровь и надышался всякой гадости.
Тело неумолимо требовало сна, но в голове клубились мысли, которые он отчаянно старался привести в порядок. Парижская поездка добавила затруднений в дело, над которым он работал. Изначально предполагалось, что цель будет достигнута, и потому у них с собой были все необходимые документы. Когда на совещании в самый последний момент Перси передал их ему. Уилла поразило, что со стороны «Поллинджера» достаточно было лишь одной подписи, и подписать бумаги должен был именно он, Уильям Гаджет.
