Джордан и Кейт идут ко мне.
— Во всяком случае он одет, — слышу я. Это произносит Джордан, скривив рот, как бы по секрету, но достаточно громко, чтобы я услышал.
— Очень смешно! — говорю я. — Долбанный придурок.
— Что? — кричит он во внезапном приступе ярости, который только кажется внезапным — я сразу понял, что он меня ненавидит, с первого моего слова и что он только ждал подходящего случая. Он в открытую наезжает на меня, и мне нужно либо встать, либо сидеть на месте, когда его ботинки чуть не наступают мне на руки. — Это чертовски смешно! — вот он, вынуждая меня передумать.
Я снова смотрю на машину, отряхиваю грязь с моих джинсов, выпрямляюсь, ища глазами Сина. На этот раз он ловит мой взгляд, сейчас он кивает мне головой в своей замедленной манере, и я чувствую, что все становится ощутимо легче, когда он идет в мою сторону.
— Эй, чего вы там? — говорит Син, вставая перед Кейтом, и теперь мы образуем круг и не стоим как два сцепившихся зверя.
— Ничего, — говорю я, глядя на свои ноги, только чтобы не видеть их красных глаз.
Потом Син спрашивает, почему меня не было в школе, и я пожимаю плечами. И все постепенно входит в свое привычное русло: он рассказывает мне, как они обкурились, как они на бешеной скорости гоняли по проселочной дороге, сбивая урны и проезжая по дерьму. У меня появляется такое чувство, что я тоже был там, с ними, этого достаточно, чтобы я улыбнулся, чтобы улыбнулся Кейт, и я нервно шмыгаю и вытираю нос рукавом.
Только Джордан ничего не говорит, и те два парня, которых я раньше в глаза не видел, стоят в стороне, будто они не хотят иметь со мной никаких дел, будто я не стою того, чтобы со мной связываться, потому что я всего лишь паршивый ублюдок, который сидит у торгового центра и отзывается на кличку Щенок.
— Да, мы скучали по тебе, — говорит Джордан, презрительно кривя губы и ощерившись. — Мы всё надеялись снова увидеть твой маленький член. Некоторые из нас пропустили вчерашнее шоу.
Кейт тут же прикрывает рот рукой, а два других парня смеются, выражая тем самым свой внезапный интерес.
Только Син остается прежним.
Кажется, ему это не смешно.
— Да ладно, пацаны, перестаньте, — говорит он.
— Я всего лишь прикалываюсь над тобой, Щенок. — говорит Джордан, слегка ударяя меня по руке.
Я одариваю его усмешкой, мне просто хочется, чтобы он ушел, потому что у меня сейчас не то настроение.
Я позволяю ему одержать верх.
Я позволяю себе стать маленькой сопливой тряпкой для него, потому что это уже не имеет значения, для кого — для него или для другого. Потому что я таким кажусь, таким я должен быть, и потому что на самом деле то, чего я хочу, — это взять что-нибудь тяжелое и запустить в него.
— Мы собираемся еще курнуть, может, стащим травки и пыхнем. Хочешь, пошли с нами? — говорит Син.
— Да? — это звучит больше как вопрос, словно я спрашиваю себя, будет ли мне в радость пойти с ними или это, скорее всего, ничего не изменит.
— Ага, клёво будет! — говорит Син, он смотрит направо, на Кейта, у которого на лице написано, что в этом ничего особенного нет, смотрит налево, где Джордан делает точно такое же лицо, глядя через плечо на двух приятелей, которые всем своим видом показывают, что их это не касается.
Может, лучше будет пойти с ними?
Может, мне пойдет на пользу немного отвлечься от своих мыслей.
Может быть, поездка под кайфом по темным улицам Ковингтона — это то, что мне сейчас нужно, чтобы все немного обдумать.
— Здорово. Звучит клёво.
Вот когда демоны на самом деле появляются в глазах Джордана: их видно невооруженным глазом, и они больше не прячутся, когда сбрасывают свои шкуры. Он кривит свои губы так, как это делает каждый известный мне демон, перед тем как яд стечет с его зубов, по языку.
— По-любому будет хорошо, если ты будешь с нами, девочкам нравится, когда такие парни, как мы, дружат с гомиками вроде тебя.
Потом раздается смех.
Куда ж без этого.
Я не чувствую своих рук, я не чувствую своего тела, словно время свернулось, потому что я ничего не чувствую, когда начинаю душить его сзади, когда наваливаюсь на него всем телом и мы оба падаем на тротуар.
Моя кожа вся словно охвачена огнем снизу, его дыхание обжигает меня снизу, когда он задыхается, крича мне:
— Ты, блин, слезь с меня! — называя меня гомиком, как будто это мое имя, как будто это имя было предназначено для меня. Я думаю, что это даже хорошо, это лучше, чем быть маленькой сопливой тряпкой, — мне лучше, когда я чувствую, как мой кулак врезается ему в ухо.
Через несколько мгновений остальные бросаются нас разнимать — они подхватывают меня под руки и за ноги и оттаскивают в сторону.
Я ничего не чувствую, когда он бьет меня в ответ.
Рой бил по-другому.
Мне все равно, потому что это все равно ничего не значит, потому что я сам ничего не значу, потому что я — ничто, и он не может причинить мне боль, когда бьет меня.
Мне совершенно плевать на их оскорбления, когда они избивают меня. Мне совершенно плевать, когда они швыряют меня о кирпичную стену и оставляют меня там, упавшего на колени, потому что я знаю, что я для этого и нужен, именно так меня всегда использовали демоны, я и так достаточно искалечен, чтобы еще что-нибудь могло меня сломать.
— Гомик, — говорит Джордан, вытирая капли крови с губы, которая разодрана так, будто тротуар покрыт шкуркой.
— Да пошел ты! — говорю я, вытирая кровь под своим расквашенным носом.
Ко мне подходит Син, спрашивает, как я, но я не обращаю на него внимания.
— Смотри у нас, — говорит мне один из безликих парней, грозя мне патьцем, предупреждая меня, чтобы я вел себя хорошо, чтобы я помнил свое место — ничтожного куска дерьма.
Я особо не обращаю внимания на боль, когда все, кроме Сина, уходят, потому что боль так велика, что я фактически ничего не чувствую.
Начистоту
Магазин был довольно далеко от дома, с какой стороны ни смотри. Мы достаточно быстро нашли его, когда переехали туда. У нас не занимало много времени, чтобы регулярно туда наведываться — мы с мамой покупали бутылки с коричневой жидкостью, как другие мамаши с детьми покупали в магазине молоко.
— Вот и мои любимые девочки, — сказал как-то старичок за прилавком, когда мы там слегка примелькались.
Я собирался сказать ему кое-что.
Я НЕ ДЕВОЧКА.
Но мамина рука решительно опустилась мне на спину.
— Ох, спасибо, — говорит она, — но от этой больше хлопот, чем радости, ну, вы понимаете, о чем я.
Я видел, что она ему подмигнула.
