Номер два: Джеймс. Мне девятнадцать, ему двадцать три. Он полная противоположность Джеку. В церкви, наверное, сроду не бывал. «Замечательно, — думаю я. — Вряд ли ему будет откровение в машине». Два года мы встречаемся. Джеймс работает газетным репортером в Колумбусе. Под конец выпускного курса в колледже я узнаю, что поступила в Гарвард, и чуть не прыгаю от радости. Джеймс, однако, недоволен. «Ты же собиралась остаться здесь и заканчивать юридический в Огайо», — дуется он на меня за праздничным шампанским, которое я заказала, чтобы торжественно сообщить ему великую новость. Я возражаю: мол, никогда ничего подобного не говорила и с детства мечтала учиться в Гарварде. «Да, но теперь у тебя есть я, — возмущается Джеймс. — С этим надо считаться». Я заверяю его, что считаюсь. Он может поехать со мной и работать в какой-нибудь газете в Массачусетсе. Или я буду часто приезжать в Огайо, а когда получу диплом, вернусь. «Ненавижу Бостон», — отвечает Джеймс, хотя, по моим сведениям, он там ни разу не был. Через две недели Джеймс оставляет мне сообщение на автоответчике: «Ты мне нравишься, но любви конец. Давай не будем больше встречаться. Надеюсь, расстанемся друзьями». Я несколько раз перезваниваю… увы, никто не берет трубку. «Ладно, — говорю я себе. — Просто он не хочет переезжать в другой штат. Дело не во мне».
Номер три: Дасти. Мне двадцать два, ему двадцать три. Он играет на гитаре в рок-группе. Познакомились мы в ирландском пабе Неда Девайна в Фенейл-холле. Я так сильно напилась, что не сразу сообразила: рок-гитарист без высшего образования не совсем мой тип. «Ладно, почему бы не попробовать, — пытаясь на трезвую голову разобраться в себе, размышляю я на следующее утро. — До сих пор с музыкантами встречаться не доводилось. Может, мне как раз нужен человек творческий». У творческого человека вскоре обнаруживаются тяга к спиртному и махровый пофигизм. Год мы встречаемся. Разумеется, я давно бы с ним порвала, тем более он мне, похоже, изменяет, а когда он рядом, его все равно что нет, потому что он пьян в стельку. Однако мне его жалко. Поэтому я чуть не падаю от неожиданности, когда на ужине в честь нашей годовщины Дасти мимоходом сообщает, что нашим встречам конец. «Вечно ты уткнешься носом в книжку и сидишь, — смачно рыгнув, говорит он. — Попроси бармена налить мне еще кружечку, когда будешь уходить, хорошо?»
«Ладно, — говорю я себе. — Просто он алкоголик и не вылезает из прокуренных баров. Дело не во мне».
Номера четыре, пять и шесть: Грег — 25 лет; Брэд — 27; Грифф — 26. После Дасти я решила пойти другим путем и начала встречаться со студентами Гарварда — с каждым продержалась по нескольку месяцев.
С Грегом мы учились в одной группе. Через три месяца после знакомства преподаватель во всеуслышание объявляет, что мне удалось попасть на практику в самую престижную компанию, и Грег заявляет, что больше не хочет меня видеть. «Ты всегда только и делала, что задирала нос, — обиженно бормочет он, выходя из аудитории. — Не звони мне».
Брэд скоро получит диплом магистра политологии и уже работает на Капитолийском холме. Наши политические убеждения расходятся; однажды — встречаемся мы с ним два с половиной месяца — после долгих баталий он начинает на меня орать: «Все, с кем я встречался до тебя, придерживались моих взглядов! А ты у нас, значит, особенная!..» Я ору в ответ, что имею право на собственную точку зрения. «И очень жаль!» — орет он. И хотя я бросаю его сама, не похоже, чтобы он сильно расстроился.
И наконец, Грифф, тоже будущий юрист. Сначала все идет хорошо. Потом, в один прекрасный день, когда лучше, кажется, и быть не может, он вдруг ни с того ни с сего говорит, что в дальнейших отношениях смысла не видит. Я в ужасе пытаюсь выяснить, в чем дело. «Вот уж не думал, что тебе нужно что-то разъяснять, — злится он. — Ты ведь у нас самая умная!»
«Ладно, — говорю я себе. — У них у всех свои тараканы. Дело не во мне».
Но прошло шесть лет, и, расставшись с Питером, я начинаю думать, что, может быть, дело все-таки во мне… Все обвинения в мой адрес сводятся к тому, что я слишком умная. Я не хочу знать свое место. Я не хочу заводить детей. Я слишком увлекаюсь работой. Картина складывается вполне определенная.
Может, махнуть на все рукой, завести пять-шесть кошек, подписаться на «Ридерс дайджест» и стать старой девой? Или выжившей из ума старой кошатницей? Нет, зачем же так сразу. Мне всего тридцать пять. Где-то под оболочкой жутко умного юриста скрывается привлекательная женщина. Наверняка найдется милый, остроумный, преуспевающий молодой человек, который полюбит меня, если не тыкать ему в нос моей работой. Правда ведь? Да и на кошек у меня аллергия…
Поэтому в конце концов я поддалась на уговоры Эмми и поверила, что, нацепив топик без бретелек и мини-юбку, я сойду за девушку из команды поддержки и произведу вечером фурор. Хочется мне того или нет, но операция «Блондинка» началась.
Мы встретились в семь вечера в модном баре на крыше отеля «Гансвурт». Мег, как обычно, засиделась допоздна в редакции и пришла в бар в мятом черном льняном платье. Эмми так и не смыла грим, зато переоделась в футболку от Эми Танжерин с надписью «Любовь» и потертые джинсы «Робинс» с характерным вышитым крылом на заднем кармане. Джил облачилась в приталенную белоснежную блузку и черную юбку-карандаш; из украшений, конечно, только обручальное кольцо, сверкающее бриллиантом размером с дискотечный зеркальный шар.
И тут, сгорая от стыда, украдкой выскальзываю из лифта я: обтягивающий розовый корсетный топ, короткая белая джинсовая юбка, открытые босоножки на немыслимых почти четырехдюймовых каблуках — все, разумеется, известных марок, но вдруг меня увидит кто-нибудь из знакомых? Хотя вряд ли, конечно, кому-то из наших компаньонов придет в голову заглянуть в такое тусовочное место, но вдруг? Это будет просто ужасно. Зачем я поддалась на уговоры подруг?
— Объясни-ка мне еще раз, сделай милость, почему ты на меня это напялила! — рявкнула я на Эмми, когда остальные согнулись пополам от смеха.
Большего унижения я в жизни не испытывала. Ни за что на свете я не показалась бы в таком виде — а тут надела как миленькая и стою как клоун в моднейшем баре перед хихикающими подругами.
— Ладно тебе, настоящая тупая блондинка вряд ли позарилась бы на что-то из твоего обычного гардероба, — сказала Эмми, отсмеявшись.
— Да и смотришься ты потрясающе! — задыхаясь от смеха, пробормотала Мег. — Я тебя отвезу потом домой, куколка, — добавила она, снова складываясь пополам от хохота.
— Не могу поверить, что я в самом деле согласилась, — пробурчала я.
В отличие от них мне было совсем не весело. Под хихиканье девочек я натянула повыше топик, чтобы хоть чуть-чуть прикрыться, и одернула юбку, а то слишком задралась. Не понимаю, что такого особенного Эмми нашла в этом наряде — мои бедра по цвету мало чем отличались от белой ткани юбки. Однако подруга, отсмеявшись, заверила меня, что лучше и быть не может.
— Ладно, хорошо. — Мы сели за столик. — Но если вы все время будете корчиться от смеха, я вообще ни с кем не познакомлюсь. — Я сделала глубокий вдох и неохотно произнесла: — Каков план действий?
