У нас с Поппи были прекрасные номера, а нашего рокера, конечно же, поселили в люксе на последнем этаже. Я не представляла, что там может не понравиться, но в мои задачи входило следить за настроением Гийома, тем более перед презентацией. Так что я безропотно пошла наверх.
Мне ответили только на второй стук.
— Кто там? — раздался приглушенный голос Гийома.
— Эмма! — завопила я в ответ, чем привлекла насмешливый взгляд коридорного — тот нес чемоданы «Луи Вуиттон» в номер напротив.
Похоже, вопить в этом отеле считалось верхом неприличия.
— Минутку! — крикнул Гийом.
Я услышала его шаги, и через несколько секунд дверь отворилась.
— Привет, — с улыбкой сказал он.
Я не знала, чего ждать, но почему-то не сомневалась, что без обнаженки не обойдется. К моему удивлению, Гийом был полностью одет и вообще выглядел нормально: зеленая рубашка с длинными рукавами, темные джинсы. Если бы я не знала, что он полоумный, приняла бы его за обычного привлекательного… ладно, ладно, дико привлекательного парня с рекламного щита «Кельвин Кляйн».
Но, увы, он был псих. Да к тому же мой клиент.
— Как дела, Эмма? — спросил Гийом, жестом приглашая меня в номер, — Входи, входи.
— Спасибо, я тут постою, — поспешно ответила я вспомнив, что обычно творится в номерах у Гийома. Да и в покер я играть не умею.
— Как скажешь. — Он пожал плечами и загородил собой дверь. — Чем могу помочь?
Пожалуй, более нормальной светской беседы у нас еще не бывало.
— Да так… хотела узнать, все ли хорошо с номером, — неуверенно проговорила я.
— О, не просто хорошо — великолепно!
— Я рада.
— Я тоже.
— Тебе что-нибудь принести? Ничего больше не нужно? — спросила я.
— Нет. — Гийом внимательно на меня посмотрел, — Можно задать тебе один вопрос?
— Э-э… конечно.
Я приготовилась к худшему. Сейчас он спросит, не интересует ли нас с Поппи групповой секс. Или где в Лондоне можно раздобыть крэк. Или в каком из местных архитектурных памятников лучше всего раздеться. Я бы предложила Биг-Бен.
Но ничего подобного Гийом не спросил.
— Эмма, я только хотел узнать, все ли у тебя хорошо, — медленно произнес он.
Я изумленно распахнула глаза.
— Что?! Ну да, все хорошо. — Я опомнилась и широко улыбнулась. — А в чем дело?
Гийом неловко пожал плечами.
— Не знаю. Ты сегодня сама не своя. Какая-то расстроенная была в поезде.
Я прямо вздрогнула от удивления.
— Спасибо, у меня все нормально. Я еще раз натянуто улыбнулась.
— Точно? — с искренней заботой спросил Гийом. Что на него нашло?
— Да-да, точно.
Он еще раз окинул меня проницательным взглядом.
— Знаешь, я ведь не такой плохой. Ну, то есть от меня хлопот не оберешься, но в душе я не злой.
Куда он клонит?!
— Знаю, — ответила я, чувствуя, как часто забилось мое сердце.
— Я в том смысле… Ну, если хочешь о чем-то со мной поговорить, не стесняйся.
У меня в прямом смысле слова отвисла челюсть. Неужели это тот же человек, с которым я на прошлой неделе пела смертельно опасный дуэт, болтаясь на канате между двумя домами? И у которого в трусах лежит пара тысяч евро — так, на всякий пожарный?
— А… ну… спасибо. Очень мило с твоей стороны.
— Да… — Гийом пожал плечами и отвел взгляд, — В общем, не грусти. Что бы там ни случилось.
— Хорошо, — ответила я, по-прежнему недоумевая. Гийом неуклюже обнял меня, чмокнул в обе щеки и закрыл дверь.
Я еще долго стояла в коридоре, не понимая, что произошло.
Шесть часов спустя мы с Поппи провели небольшой инструктаж для двадцати ассистентов — их нам предоставило британское агентство временного найма, специализирующееся на СМИ и связях с общественностью. На приеме, который начинался через полчаса, у каждого ассистента были свои обязанности. К примеру, блондинке по имени Уиллоу и брюнетке Меликсе полагалось стоять в вестибюле и регистрировать журналистов. Двух похожих друг на друга брюнеток мы отправили в зал для прессы — раздавать буклеты, а двум парням поручили накрыть в соседнем номере небольшой стол с фруктами выпечкой, содовой и кофе. Девушка по имени Джиллиан была у нас за посыльного: бегала туда-сюда между вестибюлем, залом и номерами, сообщая нам с Поппи о любых заминках. (Тьфу-тьфу, пока ничего страшного не случилось. Разве только светскую обозревательницу из «Нью-Йорк дейли ньюс» поселили в номере с двумя кроватями, а она просила одну «королевского» размера.) Остальные работали за кулисами, заканчивая последние приготовления к сегодняшнему концерту.
— Я так волнуюсь, — сказала Поппи, когда мы сели за регистрационную стойку у входа в зал.
Все должно было начаться через десять минут: толпа тележурналистов и газетчиков соберется на торжественное открытие презентации, гвоздем которого будет концерт-сюрприз от Гийома. Он споет три песни, начав, разумеется, с первого сингла и закончив моей любимой «La Nuit»
[23]
— чарующей балладой о безответной любви, написанной частично по-английски и частично по-французски.
— Я тоже, — созналась я, листая бумаги в поисках списка приглашенных.
Большая часть репортеров прибыла на двухдневную презентацию сегодня, но кое-кто решил не идти на открытие и погулять по Лондону (они ведь не знали, что Гийом будет петь). Впрочем, девяносто процентов журналистов явились на прием, а значит, у нас будет больше ста гостей.
Мы обе были в черных коктейльных платьях, о чем немного поспорили на прошлой неделе, когда отправились за покупками в «Галерею Лафайет». Я хотела подобрать нам строгие костюмы, дабы соответствовать образу организаторов мероприятия. Поппи только закатила глаза и сказала, что раз вечеринка коктейльная, платья должны быть такие же.
— Больше половины журналистов — мужчины, — напомнила она, подмигнув. — Так пусть им будет на что посмотреть, слушая песни о любви!
К семи тридцати почти все приглашенные уже зарегистрировались. Мы с Поппи радушно их приветствовали, спрашивали, все ли их устраивает, и отправляли в зал, убранство которого Поппи продумывала несколько месяцев.
На стенах висели огромные фотографии Гийома в разных позах и одежде, а между ними — увеличенные обложки альбома. Свет был приглушенный, а зеркальные шары под потолком отбрасывали на стены яркие блики, похожие на снежные хлопья. Поппи заказала и ароматерапию, так что всюду витал аромат французской лаванды.
— Ну, пойдем? — спросила Поппи без четверти восемь, сложив пополам список журналистов и убрав его в сумочку.
