— Рада вам сообщить, что Гийом Риш жив и здоров, сейчас он едет домой со своими телохранителями. Спасибо вам за участие.
Затем она повторила то же самое по-английски. Пока она объясняла, что выходка Гийома не нарушает никаких законов и совершенно точно не вызвана алкогольным опьянением, я разглядывала журналистов, пытаясь их понять. Большинство внимательно слушали Поппи и кивали, как будто она говорила разумные вещи. Они что, спятили? Впрочем, несколько скептических лиц все-таки было. Как ни странно, Гейб смотрел не на Поппи (хотя для виду и сделал несколько пометок в блокноте), — он не сводил глаз с меня.
Каждый раз, встречаясь с ним взглядом, я отворачивалась, а он продолжал упорно смотреть, как будто видел меня насквозь. От этого я чувствовала себя не в своей тарелке.
— Гийом просто решил устроить импровизированное выступление, — подытожила Поппи, — чтобы показать, как ему нравится петь с обычными людьми, такими как Эмма.
Я криво улыбнулась. Быстро и уверенно ответив на несколько вопросов, Поппи наконец указала на Гейба. Я приготовилась к какому-нибудь едкому замечанию.
Глядя на меня, он тихо сказал:
— Ты очень храбрая, Эмма. У тебя все хорошо?
Я изумленно кивнула.
— Да, спасибо.
Когда пресс-конференция закончилась и репортеры начали расходиться, Поппи устало повернулась ко мне.
— Ну что, выпьем? Предлагаю тост за чудом уцелевшую рок-звезду. — Она подошла ближе и шепнула: — Тот симпатичный полицейский пригласил меня на свидание!
Я слабо улыбнулась и покачала головой.
— Извини, я жутко устала. Хочу поскорее лечь в постель.
Поппи кивнула.
— Понимаю.
— Желаю хорошо повеселиться с Офицером Твоей Мечты. До встречи!
Мы обнялись на прощание, и я пошла к станции метро «Порт Майо», до которой было несколько кварталов — если верить небольшой карте Поппи.
Стояла прохладная ночь, и я с трудом ковыляла по мощеной улице. Да уж, в этом городе туфли на высоких каблуках противопоказаны. И как только француженки умудряются их носить? Я надеялась, что впереди вот-вот блеснут фары такси, но улицы пустовали. Пока я брела сквозь лужицы света от уличных фонарей, мои ноги болели все сильнее и сильнее.
Через четыре квартала я начала всерьез размышлять о том, что лучше: стереть ноги в кровь (на пятках уже вскочили огромные волдыри) или идти по темным улицам босиком. Как раз в эту минуту рядом со мной загудела машина. Я устало повернулась на звук, скрипя зубами от боли, и ничуть не удивилась, увидев в маленьком «пежо» улыбающегося Гейба. Он опустил стекло.
— Подбросить до дома?
— Нет, — проворчала я и в ту же секунду пожалела об этом.
До метро было топать еще несколько кварталов, а от ближайшей станции до дома целых полмили — по мосту Альма и авеню Боске. После такой прогулки ноги мне точно ампутируют. Но я не желала зависеть от кого-либо — от Гейба в особенности, — поэтому зашагала дальше, не оглядываясь. Лучше я остаток жизни не буду чувствовать ног, чем поеду с ним!
— Ладно, — весело сказал Гейб.
Я думала, что теперь он умчится, бросив меня и мои многострадальные ножки на произвол судьбы, однако он медленно ехал рядом.
«Не обращай внимания, — говорила я себе — Делай вид, чт0 ег0 здесь нет. Не оглядывайся».
Так я прошла еще квартал. Но когда я свернула на бульвар Перейр и Гейб повернул следом, я не выдержала.
— Хватит за мной ехать! — рявкнула я, остановившись.
— А, ты еще тут? — Гейб изобразил на лице удивление и притормозил. — А я и не замечал.
Я сердито сложила руки на груди.
— Ну перестань, Эмма, — поулыбавшись с минуту, сказал Гейб. Лицо у него теперь было серьезное — Садись уже. Я знаю, ты себе все ноги стерла.
— Неправда, — процедила я.
— Правда. Забудь о своей гордости и садись. Нам все равно по пути.
Я хотела как-нибудь съязвить, но зачем? Ноги у меня в самом деле отваливались.
— Хорошо, — буркнула я, гордо подошла к машине и захлопнула за собой дверцу.
— Э-э, ты вроде платье прищемила, — заметил Гейб.
Я украдкой покосилась на него и увидела, что он едва сдерживает улыбку. Вот гад!
Я опустила глаза и поняла, что в приступе праведного гнева действительно защемила подол платья. Освободив его, я бросила Гейбу «спасибо» и отчаянно попыталась не краснеть.
Машина тронулась, и я стала смотреть в окно, делая вид, что Гейба тут нет, — признаться, это было непросто ведь он сидел от меня в двух футах. Несколько секунд мы ехали молча.
— Эмма, у тебя точно все хорошо? — наконец спросил Гейб.
Я кивнула.
— Aгa.
— Я в самом деле думаю, что ты очень храбрая.
— Спасибо.
— И глупая.
Я наморщила нос. Конечно, он не мог не съязвить!
— У меня не было выбора.
— Рано или поздно Гийом сам бы спустился, — тихо сказал Гейб.
— Откуда тебе знать? — возразила — Может, я спасла ему жизнь!
— Знаешь, он не такой уж и безумец, каким кажется. Просто любит привлекать к себе внимание.
Я ничего не ответила и снова посмотрела в окно. Психоаналитик нашелся!
— Как прошло свидание? — непринужденно спросил Гейб, когда мы въехали на кольцо вокруг Триумфальной арки.
Кровь снова прилила к моим щекам. Я заморгала.
— Не твое дело!
А что я должна была ответить? Признаться, что свидание закончилось катастрофой? Что Эдуард был само совершенство, пока не проявил свою шовинистическую сущность? Я посмотрела на Триумфальную арку, такую большую, величественную, сияющую ярким светом, и попыталась не обращать внимания на Гейба.
— Ты права, не мое, — Мы остановились на светофоре, и Гейб окинул меня внимательным взглядом. — Тебе очень идет это платье.
Вот так номер! Опять издевается, да?
— Спасибо, — пробормотала я. У меня было ощущение, что я не уловила какой-то шутки, понятной только своим.
— Я серьезно.
— Мм…
Ну и как его было понимать?
Мы молча проехали по запруженным Елисейским Полям. Гейб заговорил только на авеню Франклина Рузвельта.
— Как насчет интервью с Гийомом? — спросил он, когда на горизонте справа возникла Эйфелева башня. — Выручишь меня, Эмма?
А, так вот чего он добивался! Вот зачем хотел меня подвезти и сделал мне комплимент! Ясно как божий день. Неужели он подумал, будто я растаю и позволю ему донимать своего клиента? Вот еще!
С другой стороны, раз мне хватило ума разгадать его скрытые мотивы, почему я так расстроилась?
