— Уже поздно. Пойдем к машине.
— Я могу поймать такси…
— Вот еще! — холодно ответил Эдуард, — Я тебя подвезу.
Он сложил покрывало, выбросил пустую бутылку и стремительно зашагал к машине, прочь от нашего прекрасного гнездышка на прекрасном мосту.
В неловкой тишине, пока Эдуард яростно курил одну сигарету за другой, мы въехали в семнадцатый округ и нашли авеню Ньель — в одном из переулков рядом с ней находился нужный мне дом.
— Авеню перекрыта, — процедил Эдуард.
Полицейские велели водителям проезжать мимо. Я застонала: наверняка это из-за Гийома! Эдуард свернул на следующем повороте и подъехал к началу улицы Банвиля.
— Дальше полиция не пустит.
— Спасибо большое, — пробормотала я, — И еще раз извини.
— Знаешь, — сказал Эдуард, пока я выходила из машины, — ты никогда не найдешь себе парня, если карьера для тебя важнее.
— Но я не ищу себе парня! — изумленно воскликнула я.
— Я просто дал тебе совет. Bonne nuit
[20]
.
С этими словами он сухо кивнул и умчался прочь.
Я смотрела ему вслед, когда за моей спиной раздался голос:
— Классное было свидание?
Я резко развернулась и увидела Гейба. Он стоял на тротуаре и весело улыбался.
— Не твое дело, — прищурившись, ответила я.
— Вроде парень ничего.
— Был, — сухо молвила я, чувствуя себя дурой.
И много он, интересно, услышал?
Я прошла мимо него к толпе, собравшейся вокруг дома. Гейб шагал следом, но я не оборачивалась. Свернув за угол, я застыла на месте.
— Ему там не шибко удобно, а? — спросил Гейб.
Голос у него был чересчур веселый, учитывая сложившееся положение.
— О нет! — пробормотала я.
В воздухе над перекрытой улицей, на толстом канате между двумя зданиями болтался Гийом. Он широко размахивал руками и во всю глотку орал переиначенный «Город света»:
Mon coeur, mon amour, mon amie
[21]
,
Покажи мне красоту любви!
Низкий голос мелодично звенел между домами.
— Хорошо поет! — как ни в чем не бывало заметил Гейб, словно мы слушали эту песню по радио.
Я злобно уставилась на него.
Под Гийомом стояли четыре пожарные машины, у одной из которых была поднята лестница. Пожарники глазели на певца, но никто ничего не предпринимал.
— Да снимите же его оттуда! — крикнула я скорее себе, чем окружающим.
— Франция, что поделать! — весело сказал Гейб. — Pompiers
[22]
будут стоять там всю ночь, пока кто-нибудь не отдаст им приказ.
— А если он упадет?!
— Что ж, будет отличный пиар альбома, — ответил он.
Я развернулась.
— Да что с тобой?! Гийом может пострадать!
Гейб слегка удивился и положил руку мне на плечо.
— Эмма, я уверен, с ним все будет хорошо. У него всегда так. Он обожает представления. Успокойся.
Я смерила Гейба злым взглядом и стряхнула его руку.
— Иди к остальным журналистам.
Я подошла к офицеру полиции, который сдерживал толпу у начала улицы.
— Здравствуйте, — вежливо сказала я. Он мельком взглянул на меня и нахмурился, — Я агент по печати и рекламе Гийома Риша. Можно пройти?
— Comment? — грубо переспросил полицейский.
Черт, он не знал английского!
— Мм, я агент по печати и рекламе. У Гийома Риша, — медленно повторила я, не сводя глаз с полицейского.
Тот ничего не понял.
— Comment? Je ne parle pas anglais.
Отлично. Я встретила единственного парижанина, который не знал даже основ английского языка. Повезло так повезло!
— Ладно, — сказала я, вспоминая то немногое, что успела выучить по-французски. — Je… э-э… amie.
— Vous кtes une amie de ce fou? — медленно проговорил полицейский, видимо, уточняя, кем я прихожусь Гийому.
Жаль, я понятия не имела, как будет по-французски «агент по печати», потому что вовсе не считала себя подругой полоумного рокера.
— Oui, — уверенно ответила я.
Полицейский рассмеялся, покачал головой и что-то быстро сказал по-французски. Я не поняла. Тогда он по вторил по-английски:
— Вы не идти. Очень много девюшка.
— Нет-нет, не подруга, — попыталась возразить я. — Я его агент по печати! — При всем желании я не смогла бы назвать нужное слово, поэтому выбрало самое близкое по значению: — Э-э, journaliste.
Зря я это сказала: полицейский сразу же оттолкнул меня в сторону, бормоча что-то по-французски.
— Нет, погодите! — закричала я, сообразив, что меня волокут в толпу репортеров.
— И снова здравствуй, — раздался голос за моей спиной, когда полицейский вытолкал меня за угол.
Я оглянулась и увидела среди других газетчиков Гейба. Прекрасно, меня приняли за журналистку!
— Помочь? — спросил он, переводя взгляд с меня на полицейского.
— Да, — со вздохом ответила я.
Он улыбнулся — торжествующе, как мне показалось, — и уверенно заговорил с полицейским. Тот недовольно ответил. Гейб снова что-то сказал, после чего полицейский пожал плечами, взял меня за руку и повел прочь от толпы журналистов.
— Я сказал ему, что ты работаешь на Гийома и тебя надо отвести внутрь, к Поппи, — бросил Гейб напоследок.
— Спасибо, — выдавила я сквозь стиснутые зубы.
— Обращайся! — Он весело помахал мне рукой. — И поосторожней там, хорошо?
Полицейский провел меня сквозь толпу в вестибюль одного из домов, между которыми висел Гийом. Он ска зал что-то коллегам, и через минуту я уже шла по коридору в глубь здания. За углом стояла Поппи.
— Что тут происходит?! — спросила я.
Она вздохнула и посмотрела на потолок.
— Ну, есть хорошая новость: Гийом не нарушил никаких законов, так что его не арестуют. По-видимому, в Париже можно висеть вниз головой на тринадцатом этаже, и тебе никто слова не скажет.
— Конечно, можно, — буркнула я.
Поппи сухо кивнула.
— Плохая новость: он не откликается на просьбы пожарных, а сами они его снять не могут.
