Если такое мимолетное признание его разочаровало, он никогда прямо этого не показывал, хотя продолжавшееся и все возрастающее преклонение перед Шайкой Келли неизменно выводило его из себя.
Что такое с нами, с австралийцами, а? спрашивал он гневно. Что с нами не так? У нас нет своего Джефферсона? Своего Дизраэли? Неужели мы не способны найти кого-нибудь более достойного восхищения, чем конокрад и убийца? Неужели нам столь необходимо выставлять себя в таком сомнительном свете?
Наедине с собой его взаимоотношения с Недом Келли были гораздо сложнее, и сувенир, который он увез из Гленрована, видимо, по-своему посягал на его симпатию. Судя по рукописи, в годы после Осады Гленрована он продолжал маниакально трудиться над построением фраз мертвеца, и именно он сделал те серые карандашные пометки, которыми изукрашен оригинал рукописи.
Брошюра в 12 страниц в коллекции сиднейской Митчелловской библиотеки. Содержит общие моменты с рукописным описанием в Мельбурнской библиотеке (V. L. 10453). Автор обозначен только инициалами С. К. Типография Томаса Уорринера и Сыновей, Мельбурн, 1955, следующий год после смерти Томаса Керноу.
СМЕРТЬ ЭДВАРДА КЕЛЛИ
ПОЛКОВНИК РИЙД, шериф Центрального Бейлиуика, в сопровождении мистера Эллиса, помощника шерифа, предстал перед дверью камеры смертника пунктуально в 10 часов, чтобы потребовать тело Эдварда Келли для приведения в исполнение страшного смертного приговора. Мистер Кастьо, комендант Мельбурнской тюрьмы, незадолго до этого посетил осужденного, с которого под его надзором были сняты цепи; и когда необходимый документ был вручен шерифом, он постучал в дверь, и осужденного поставили в известность об ужасном факте, что настал его последний час. Все это время Апджон, палач, который выступал в этой жуткой должности впервые, оставался невидимым; но когда дверь камеры Келли отворилась, был дан сигнал, и он вышел из камеры смертника напротив. Он бесшумно прошел по эшафоту и в эту минуту спокойно повернул голову и посмотрел вниз на зрителей, показав жуткое отвратительное лицо.
Палач – старик лет семидесяти, но широкоплечий и дюжий. Так как он отбывал наказание, когда вызвался добровольцем для выполнения этой ужасной обязанности, и так как срок его не окончился, он коротко острижен, обрит и одет в тюремную одежду. Густая, совершенно белая щетина покрывает его череп, придавая ему омерзительный вид. Черты его лица на редкость грубы, но, пожалуй, больше всего поражает безобразнейший нос.
Поскольку это было его первое повешение, у люка стоял доктор Баркер, готовясь проследить, чтобы узел был помещен на правильном месте. Апджон исчез в камере осужденного и начал затягивать на Келли крепкий широкий кожаный пояс. Заключенный, однако, заметил: «Вам нет нужды меня пеленать», но, разумеется, ему было сообщено, что это обязательно.
Предшествуемый распятием, которое держал перед ним сопровождавший его священник, Келли был выведен на помост. Он не был ни обрит, ни острижен, однако в тюремной одежде. Он выглядел спокойным и собранным, но более бледным, чем обычно, хотя такое впечатление мог создать надетый ему на голову белый колпак, пока еще не надвинутый на лицо. Когда он встал на крышку люка, то произнес негромко: «Такова жизнь».
Затем палач начал прилаживать веревку, капеллан тем временем читал молитву, принятую католической церковью в подобных случаях. При первом прикосновении веревки осужденный слегка вздрогнул, но быстро овладел собой и наклонил голову, чтобы облегчить Апджону прилаживание узла. Едва узел был прилажен, последовал сигнал, не давая осужденному сказать еще что-нибудь, и палач, натянув ему колпак на лицо, отступил и, отодвинув задвижку, выполнил свою работу.
И в тот же момент смертные останки Эдварда Келли закачались примерно на восемь футов ниже того места, где он только что стоял. Сначала показалось, что смерть наступила мгновенно, так как первые секунды не было заметно ничего, кроме обычной дрожи, пробегающей по телу повешенных; но затем ноги немного подтянулись вверх и внезапно вновь упали. Эта судорога повторилась несколько раз, однако затем всякое движение исчезло и к концу четырех минут все завершилось, и Эдвард Келли отправился на более высокий суд ответить за свои вины и преступления. Тело оставили висеть положенное время, после чего был произведен официальный осмотр. Преступник просил, чтобы его мать освободили из Мельбурнской тюрьмы, а его тело отдали для погребения в освященной земле. Ни та, ни другая просьба удовлетворена не была, и останки похоронили в пределах тюрьмы.
