И тут Господи помоги бедный старина Джо заплакал он сказал что убивать нехорошо и он наверняка отправится в Ад.
Вдруг я заметил что в зале о. тихо Они прислушивались. Прижав палец к губам я прошептал что заложников надо бы подбодрить как-нибудь развлечь.
Джо высморкался и отвернулся. Когда я вышел в буфет он смотрел в окно и оттуда на него смотрело его собственное лицо черные глаза полные темных и страшных видений.
* * *
Как сказал мистер Зинк время важнее всего доченька пожалуйста извини эти каракули.
Колченогий учитель крикнул что мне надо бы позволить ему посетить его дом чтобы взять особые башмаки без них он танцевать не может.
Я пошутил что не позволю ему сбежать так просто. О я не хочу пропустить эту ночь сказал он потом положил свою книгу и сел рядом со мной. Он был и красив и отталкивающ я не мог отвести от него глаз.
Он – большинство людей думает что полиция сама это на себя навлекла.
Я – вы очень необычный школьный учитель мистер Керноу.
Он – О я уверен вы знаете что мое мнение вполне обычное в колонии.
Я освободил его от танцев но едва он пристроился своим кособоким телом к стойке как я распорядился чтоб все спели по песне и он в том числе.
1-м сынок миссис Джонс спел Коллин Дас Крайта На Мо и тогда Стив запел Восход Луны и тогда голоса начали присоединяться 1 х 1 даже наши добровольцы на склонах могли их слушать пока следили за сверкающими рельсами. Затем я велел учителю встать и спеть классу песню. Он был таким, странным гордым созданием и все глаза обратились на него он заковылял на середину комнаты и встал неуклюже выпятив бедро чтоб удерживать свою большую книгу.
Он – у меня нет песни. Люди – пой пой.
Он – но вот кое-что подходящее к случаю. К моему ужасу он вырвал 2 страницы из своей чудесной книги и потом стал по ним громко декламировать он был мягонький коротышка но когда задекламировал то оказался чистой наличностью.
Вот те слова которые он говорил я пришпилил их к странице как они вырваны из его книги.
А лучше объяви войскам, что всякий
Кому охоты нет сражаться, может
Уйти домой, получит он и пропуск
И на дорогу кроны в кошелек.
Я не хотел бы смерти рядом с тем,
Кто умереть боится вместе с нами.
Сегодня день святого Криспиана;
Кто невредим домой вернется, тот
Воспрянет духом, станет выше ростом
При имени святого Криспиана,
Кто, битву пережив, увидит старость,
Тот каждый год в канун, собрав друзей,
Им скажет: «Завтра праздник Криспиана»,
Рукав засучит и покажет шрамы:
«Я получил их в Криспианов день».
Хоть старики забывчивы, но этот
Не позабудет подвиги свои
В тот день; и будут наши имена
На языке его средь слов привычных:
Король наш Гарри, Бедфорд, Эксетер,
Граф Уорик, Толбот, Солсбери и Глостер —
Под звон стаканов будут поминаться.
Не знаю откуда брался этот глубокий звучный голос потому как обычная манера учителя была легкой как камышинка но теперь пока он читал нам его глаза горели огнем лицо его было лицом солдата рядом со мной вот так священнослужители поднимались перед простым народом в давние дни.
Те кто слушал сидели на полу или на столе они не были хорошо обучены не по своей вине но многие не умели написать собственного имени. Одежда их была изношена пахла свинарником и коровником но их глаза горели желанным огнем.
Констебль Брекен супился но на других лицах было изумление даже если смысл был не всегда понятен они видели что ученый человек приравнивает нас к Королю и когда в середине стиха Дэн + Джо вернулись из ночи тогда все глаза обратились благоговейно на этих бронированных людей. Эти ребята были благородной истинной австралийской чеканки.
Старик о них расскажет повесть сыну,
И Криспианов день, забыт не будет
Отныне до скончания веков;
С ним сохранится память и о нас —
О нас, о горсточке счастливцев, братьев.
Тот, кто сегодня кровь со мной прольет,
Мне станет братом: как бы ни был низок,
Его облагородит этот день;
И проклянут свою судьбу дворяне,
Что в этот день не с нами, а в кровати;
Язык прикусят, лишь заговорит
Соратник наш в бою в Криспинов день.
[8]
Когда он кончил наступила минута тишины и тогда миссис Джонс испустила громовое ура и все мужчины хлопали и свистели и маленький калека горел огнем я подхватил его и посадил на стойку он отдал мне 2 страницы своей книги.
Он – память о сражении.
Я – но вы сделаете что обещали?
Он – касательно вашей истории? О тут я этого сделать не могу мистер Келли. Мне надо будет взять ее домой. Мне нужны будут мои книги.
Он ждет. Нет времени.
ОСАДА В ГЛЕНРОВАНЕ
ТОМАС КЕРНОУ вошел в логово дракона, в темное сердце всего грубого и невежественного. Он танцевал с самим дьяволом и льстил ему, и перехитрил его не менее успешно, чем герои какой-нибудь волшебной сказки, и теперь он уносил под мышкой доказательство, трофей, грязную неряшливую кипу листов. Эти замусоленные «манускрипты» были ему отвратительны даже своим прикосновением, самая его кожа сжималась от их самодовольства и невежества, и все-таки он уже был победителем. Он вырвал кровавое сердце чудовища, а теперь предаст его аду.
Он спешил к своей тележке. Ноги отказывались двигаться, всегда отказывались. Он не мог ни танцевать, ни бегать. Он мог только подпрыгивать или хромать, а когда он делал это быстро, вот как теперь, каждое движение отдавалось болью в его бедрах и ягодицах. Он торопился сквозь холодную ясную эвкалиптовую ночь и когда он огибал юго-восточный угол отеля миссис Джонс, он услышал, как обсуждается его характер.
Этот учитель лгун, услышал он крик Джо Берна. – Он ё-ный вьюн. Позволь мне пристрелить п-на, Нед.
Заткнись, сказал Дэн, я слышу гудок. Заткнись, сказал Стив Харт, Он подъезжает. Боже великий не допусти, чтобы поезд приближался. Керноу не осмеливался спешить и потому ехал в своей тележке домой неторопливо, не подгоняя лошадь. Среди темных деревьев сидели толпы людей, он чувствовал, как они следят за ним, чувствовал на себе их тупые и злобные неграмотные глаза. Боже Великий, не дай им убить меня.
