Мерси медленным шагом направилась в кладовую. Ноги у нее подгибались, внутри будто все опустилось, но она принесла чашку муки и теперь смотрела, как мисс Мотт, посыпав стол мукой, стала обваливать в ней куски печенки.
— А теперь принеси мне хлеб, Мерси, и я его тонко нарежу, как он любит.
Таким образом, Мерси навестила мистера Бакла в четвертый раз. Она робко постучала в дверь его «убежища» и вошла. Он сидел за своим драгоценным письменным столом с пером в руке. Однако прежде всего она увидела, какими беззащитными были его глаза: в них была боль обиды — она сразу это поняла.
— Я кое-что принесла вам, — промолвила она. Так она обычно говорила в лучшие дни их отношений и понимала, что теперь, произнося это вновь, всем рискует. Но немедленного отказа не последовало, и поэтому она осторожно разложила на столе рядом с чернильницей небольшую кружевную салфетку и поставила на нее тарелку с поджаренными хлебцами. — Не хотите ли стаканчик чудесного черного чая, сэр? Я сейчас его приготовлю.
Перси Бакл молча смотрел на тосты. Четыре ломтя хлеба были щедро пропитаны маслом и посыпаны корицей. Они лежали стопкой, один на другом, и были разрезаны на тонкие полоски, так называемые «дамские пальчики».
— Он ушел навсегда? — сердито буркнул мистер Бакл.
— Я не знаю, сэр. Он не сказал этого, сэр.
Она смотрела, как хозяин стал осторожно откусывать кусочки от тоста, и наконец решила сделать ему дорогой подарок. Другого ничего у нее не было, только это.
— Если он не ушел, сэр, то я знаю, как мы можем заставить его уйти. Я узнала, где прячется Генри Фиппс.
Мистер Бакл покончил с одним «дамским пальчиком» и принялся за второй. К нему, кажется, вернулся аппетит.
— Вы не сказали ему, что вам это известно?
— О нет, сэр. Я бы никогда этого не сделала, сэр.
— Как же вы узнали этот секрет, Мерси?
— Оказывается, мистер Констебл посетил мистера Фиппса в джентльменском клубе. Он узнал, что мистер Фиппс совсем не друг Джеку Мэггсу, и поэтому не сообщил ему, что нашел мистера Фиппса, чтобы не разозлить его, сэр.
— Вы уверены, что не рассказали этого Джеку Мэггсу?
— О нет, сэр, никогда. Я не захотела бы, чтобы он разозлился, учитывая, что он каторжник, и все такое. Он очень бы расстроился, узнав, что его собственный сын ненавидит его.
— Его сын?
— Он сам сказал мистеру Констеблу, что мистер Фиппс его сын.
— Но мистер Фиппс джентльмен?
Изумление мистера Бакла было столь велико, что, во всяком случае на время, он, казалось, забыл о своих обидах.
— Господи, — промолвил он. — Ненавидеть отца? Но я не удивляюсь. Сын ненавидит. Собственный сын? Невозможно даже поверить в это. Каторжнику принадлежит соседний с нами дом? Притворяется моим выездным лакеем, а сам владеет недвижимостью? Значит, мистер Фиппс его сын? Итак, бьюсь об заклад, что все это богатство досталось ему от нашего Джека Мэггса. Значит, это золото нашего каторжника, вот оно что.
— Не могу сказать, сэр.
— А теперь этому мистеру Фиппсу не по душе Джек Мэггс?
— Но он скрывает это.
— Что ж, кто может обвинять нашего джентльмена за это? Грязные деньги. Воровство. Убийство. Конечно, он все будет скрывать. Он не хочет, чтобы Джек Мэггс испортил ему жизнь. А что, если этот мошенник откажет ему в деньгах? Лишит наследства, что вполне возможно, Мерси. Может, это и случилось, черт побери.
— Да, Генри Фиппс надеялся, что мистер Констебл принесет ему документы на право собственности.
— Вот именно! — воскликнул мистер Бакл. — Так оно и есть. Вот откуда его тревога. Для джентльмена это серьезная причина для беспокойства. Лишение наследства. Он, бедняга, боится потерять свой дом.
И мистер Бакл, словно проголодавшись, с аппетитом стал лакомиться тостами.
— Этот мистер Фиппс теперь очень опасен для нашего мистера Мэггса.
Сказав это, он улыбнулся Мерси. Та ответила ему улыбкой. Она в безопасности. Такой дурой она больше никогда не окажется.
Глава 70
Тобиасу никогда и в голову не могло прийти, что он может оказаться в бегах вместе с убийцей некоего Вилфреда Партриджа. В тот единственный момент, когда они на Бул-лейн проходили мимо полицейского, у него был шанс выпутаться из создавшегося положения, но он продолжил сопровождать Джека Мэггса в том направлении, куда тот указывал, сжимая его локоть. Оба они за это время не проронили ни слова.
Тобиас не смотрел на своего спутника, однако почти неврастенически ощущал его силу, лихорадочное раздражение и потенциальную способность к жестокости.
Когда они достигли места, где Вестгейт-стрит выходит на причал, то оказались в толпе иностранных матросов, шумно окруживших тесным кольцом сидевшего офицера; это было в некотором роде распитие спиртного прямо на булыжной мостовой. Еще один шанс для Тобиаса, и теперь он решил воспользоваться им, попытавшись затеряться в толпе и пробиться к полицейским.
Но увидев их, Тобиас вдруг понял, что встреча с полицией не сулит ему свободы, в его интересах скорее спасти Джека от тюрьмы. Если Джек виновен в убийстве, то он, Тоби, его соучастник; если Джек беглец, то Тоби, знающий об этом, сознательно и преступно укрывает его. Конечно, он писатель, но, увы, сам уже успел побывать на Флит-стрит, и знал, что если он снова попадет на скамью подсудимых, его собратья по перу набросятся на него с неменьшей жадностью. Не говоря уже о том, что сможет еще добавить Джек Мэггс из их нынешних опасных секретов.
Поэтому он повернулся спиной к полицейским и поспешил разыскать Джека Мэггса. Соединившись, они спокойным шагом спустились к реке. Там, небрежно облокотившись о железные перила ограды, они стали смотреть вниз на чуть затянутые пеленой тумана воды реки Северн.
— Прилив, — сказал небрежно его товарищ по конспирации. — Вернее, отлив, — уточнил он, указав на ветку ивы, плывущую на юг.
Тобиас следил за светло-зелеными свежими листьями, уносимыми течением, и испытывал странное и неожиданное чувство, которое, как прохладные воды, щекотало его шею. Он посмотрел на Джека Мэггса, и тот вдруг подмигнул ему. Тобиас провожал глазами ветку ивы, пока ее не поглотил туман, и думал о том, что и у него тоже может быть своя свобода, большая, чем та, которую он себе представлял, когда обеспокоенно подсчитывал свои пенни и фунты на Лондонском мосту.
Он будет в бегах.
Он будет повсюду следовать за Джеком Мэггсом. Не его вина, что он должен бежать. Иного выхода у него нет. Он будет бежать туда, куда, черт побери, ему захочется. Он, возможно, снова найдет себя, как Саймон Винчестер на Ямайке, или Сесил Ганнерсон в Кейптауне, или Финеас О'Брайен в Бостоне.
Как только он представил себе такую возможность, в нем будто родился какой-то безумный, бессознательный зверь, щеки его порозовели и губы стали ярко-красными.
