— Почему первая жена что-то видит, а что-то нет? — спросила я у Ян Чань однажды вечером, когда она помогала мне мыться.
— Первая супруга говорит, что видит только совершенство Будды, — сказала Ян Чань. — И уверяет, что к недостаткам она слепа.
Ян Чань добавила, что первая жена предпочитает закрывать глаза на свой неудачный брак. Она была соединена с У Цинем в тяньди, в небесной и земной юдоли. Это был спиритуальный брак, устроенный свахой по заказу его родителей и находящийся под покровительством духов предков. Но через год замужества первая жена родила девочку, у которой одна нога была короче другой. После такого несчастья первая жена начала ездить по буддийским храмам, делая щедрые пожертвования и поднося монахам искусно сшитые шелковые одеяния; она жгла благовония и молилась перед изваяниями Будды, чтобы он удлинил ногу ее дочери. После чего Будда решил облагодетельствовать первую жену еще одной дочерью, на этот раз с ногами без изъяна, но — увы! — с расползшимся на пол-лица родимым пятном цвета черного чая. После этого второго несчастья первая жена стала так часто ездить с паломничеством на юг, в Циннань, до которого было всего полдня езды на поезде, что У Цинь купил ей дом возле утеса Тысячи Будд в бамбуковой роще у кипящих источников. И каждый год он увеличивал сумму, отпускаемую ей на содержание ее собственного дома. Однако дважды в год, на самые холодные и на самые жаркие месяцы, она приезжала в Тяньцзинь с визитом вежливости, чтобы пострадать от невыносимых зрелищ в доме своего мужа. Во время пребывания в Тяньцзине она не покидала своей спальни, сидя, как Будда, целый день на одном месте, покуривая опиум и тихо бормоча что-то себе под нос. Она не спускалась вниз к общим трапезам, поскольку обычно либо постилась, либо ела вегетарианские блюда у себя в комнате. А У Цинь раз в неделю наведывался к ней в спальню с получасовым визитом, обычно ближе к полудню, чтобы попить с ней чай и поговорить о ее самочувствии. По ночам он ее не беспокоил.
Появление этой женщины-привидения, конечно, не причиняло никаких страданий моей маме, но зато оно способствовало зарождению некоторых идей. Мама решила, что она претерпела уже достаточно для того, чтобы тоже получить свой собственный дом, может быть не в Циннане, но восточнее, в Петайхо, состоящем из садов и террас очаровательном курортном местечке на морском побережье, где обитали преимущественно богатые вдовы.
— Мы будем жить в своем собственном доме, — счастливым голосом сообщила она мне в тот день, когда первый снег мягко падал за окном, засыпая окрестности. На ней был новый шелковый халат на меху, отливавший бирюзой подобно перьям зимородка. — У нас будет совсем маленький домик, не сравнить с этим. Но мы сможем жить там одни. С нами поедет Ян Чань и несколько других слуг. У Цинь обещал мне.
В течение холодных зимних месяцев мы все, как взрослые, так и дети, скучали. Мы не отваживались выходить из дома. Ян Чань предупредила меня, что стоит мне высунуть нос наружу, как кожа у меня замерзнет и растрескается на тысячу кусочков. Другие слуги, каждый день бывавшие в городе, все время болтали о том, что они видели: выходы из подсобных помещений магазинов были забаррикадированы телами замерзших нищих. Мужчина это или женщина, разобрать было невозможно, потому что лица у них запорошены снегом.
Так что целыми днями мы сидели в доме, изыскивая способы занять себя. Мама рассматривала иностранные журналы, вырезая из них картинки с понравившимися ей платьями, потом спускалась вниз к портнихе, чтобы обсудить, как сшить такое платье из имеющихся под руками тканей.
Я не любила играть с дочерьми третьей жены, такими же забитыми и недалекими, как их мать. Они могли целыми днями сидеть у окна, наблюдая, как восходит и садится солнце, и им этого хватало. Поэтому я шла к Ян Чань, и мы с ней жарили сладкие каштаны на маленькой угольной печке. Разумеется, мы хихикали и судачили обо всем на свете, когда, обжигая пальцы, шелушили готовые орехи. Как-то раз, услышав бой часов — все ту же надоевшую мелодию, — я состроила кислую мину. Ян Чань напела дурным голосом нечто в стиле классической оперы, и мы обе залились громким хохотом, вспомнив развлечение, устроенное накануне вечером второй женой. Она взялась исполнять нам какие-то арии своим дребезжащим голосом, аккомпанируя себе на трехструнной лютне и постоянно сбиваясь с ритма. Это мучение продолжалось до тех пор, пока У Цинь, заснув в своем кресле, не дал всем понять, что уже достаточно. Все еще посмеиваясь, Ян Чань рассказала мне историю второй супруг и.
— Лет двадцать тому назад она была знаменитой кафешантанной певицей и пользовалась определенным уважением, особенно у женатых мужчин — завсегдатаев чайных домов. Не будучи красавицей даже и в молодые годы, она уже тогда была многоопытной чаровницей, поднаторевшей в искусстве обольщения. Она играла на нескольких музыкальных инструментах и с разрывающей сердце невинностью пела старинные баллады, прикладывая пальчик к щечке и скрещивая свои крошечные ножки в нужной манере. У Цинь предложил ей стать его наложницей вовсе не из любви, а из тщеславия, чтобы завладеть тем, чего хотели многие другие мужчины. И эта певичка, посмотрев на его непомерное богатство и слегка тронувшуюся умом первую жену, согласилась.
С самого начала вторая супруга знала, как держать деньги У Циня под контролем. По тому, как бледнеет его лицо при вое ветра, она поняла, что его страшат духи и привидения. А всем известно, что есть только один способ избавиться от мужа — совершить самоубийство. Только так женщина получает возможность отомстить неугодному ей мужу, потому что в любой момент может явиться к нему в виде привидения и отвернуть от дома удачу, пустив по ветру состояние мужа, словно чайные листья. Поэтому когда У Цинь отказался увеличить сумму на ее содержание, она совершила притворное самоубийство: съела кусок чистого опиума, достаточный для того, чтобы ее начало выворачивать наизнанку, и отправила свою горничную к У Циню сообщить, что госпожа умирает. Через три дня вторая супруга получила даже большее содержание, чем то, о котором просила.
Она совершила столько притворных самоубийств, что мы, слуги, начали подозревать, что она более не утруждала себя принятием опиума, а просто искусно разыгрывала все это. Вскоре ей выделили лучшие комнаты и личного рикшу, она получила дом для своих престарелых родителей и достаточно денег, чтобы делать богатые пожертвования в храмах.
Единственное, чего она не могла иметь, так это детей. А она знала, что У Цинь вскоре озаботится тем, чтобы у него родился сын, который со временем будет выполнять церемонии поклонения предкам и таким образом обеспечит ему бессмертие в загробной жизни. Так что еще до того как У Цинь смог бы выразить недовольство по поводу отсутствия сыновей, вторая супруга сказала: «Я ее уже нашла. Я нашла наложницу, подходящую для того, чтобы родить тебе сыновей. С первого взгляда на нее можно понять, что она девственница». И это было совершеннейшей правдой. Как ты сама знаешь, третья супруга совсем некрасива. Она не может похвастать даже маленькой ножкой.
Третья супруга, конечно, была столь многим обязана второй супруге — ведь та пристроила ее замуж! — что никаких споров по поводу ведения домашнего хозяйства между ними и быть не могло. Конечно, второй супруге можно было и пальцем не шевелить, но именно она стала распоряжаться закупками, следить за пополнением запасов, нанимать слуг и рассылать родственникам приглашения на праздники. Она заботилась о хороших кормилицах для всех трех дочерей третьей жены, рожденных ею У Циню. И позже, когда У Цинь опять забеспокоился о сыне и начал тратить слишком много денег на посещения чайных домов в других городах, вторая жена устроила так, чтобы третьей наложницей и четвертой женой У Циня стала твоя мама.
