Когда спасателям удалось вытащить маму из воды, ее ненкган был все еще при ней. Ее одежда и волосы отяжелели от холодной воды, но она сохраняла царственное спокойствие и невозмутимость, как королева русалок, только что прибывшая на сушу. Полиция отозвала спасателей, усадила нас всех в нашу машину и отправила домой предаваться горю.
Я ожидала, что папа, мама, сестры и братья изобьют меня до полусмерти. Я понимала, что это я во всем виновата. Я отпустила его слишком далеко от себя и, кроме того, видела, как он падал в воду. Но когда мы доехали до дома и сели все вместе в нашей темной гостиной, я услышала их тихие голоса — каждый в первую очередь ругал самого себя.
— Это было чистым эгоизмом с моей стороны — тащить всю семью на рыбалку, — сказал папа.
— Нам не надо было уходить так далеко, — сказала Дженис, пока Руфь в очередной раз сморкалась.
— Зачем Марку надо было бросать песок мне в лицо? — хныкнул Люк. — Зачем он вынудил меня начать драку?
Мама спокойно признала свою вину, обратившись ко мне:
— Это я велела тебе прекратить их потасовку. Я велела тебе перестать смотреть за ним.
Если бы я даже и почувствовала хоть какое-то облегчение от ее слов, то это ощущение быстро бы прошло, потому что мама прибавила:
— А теперь слушай: завтра утром мы немедля должны отправиться туда, чтобы отыскать его.
Все опустили глаза. Но я восприняла это как наказание себе: вернуться с мамой на пляж и помочь ей найти тело Бина.
Я была никак не готова к тому, что сделала мама на следующее утро. Когда я проснулась, было еще темно, но мама уже была одета. На кухонном столе стояли термос и чашка, а рядом лежала Библия в белой обложке и ключи от машины.
— Папа готов? — спросила я.
— Папа не едет, — был ответ.
— А как же мы туда доберемся? Кто нас отвезет?
Мама взяла ключи, и я пошла за ней к машине. Все время по дороге на пляж, я удивлялась про себя тому, что она каким-то образом обучилась ночному вождению. Она не смотрела на карту. Она вела машину очень плавно, повернула вниз по Джири, потом на Большое шоссе, вовремя подавала нужные сигналы, перестроилась на Прибрежное шоссе и легко проходила крутые повороты, где неопытные водители часто слетали с обрывов.
Когда мы приехали на пляж, мама сразу же пошла вниз по тропинке, к скалам, туда, где я последний раз видела Бина. Она держала в руках белую Библию. Глядя поверх воды, она обратилась к Богу, и чайки отнесли ее тонкий голос на небо. Мама начала свою речь словами «Дорогой Бог», а закончила, произнеся «Аминь», все остальное она проговорила по-китайски.
— Я всегда полагалась на Твои щедроты, — превозносила она Бога точно таким же тоном, каким обычно произносила пышные китайские славословия. — Мы знали, что они будут ниспосланы нам. Мы никогда не ставили это под сомнение. Твои решения были нашими решениями. Ты воздавал нам по нашей вере. В ответ мы всегда старались выказать Тебе наше глубочайшее уважение. Мы ходили в Твой дом. Мы приносили Тебе деньги. Мы пели Твои песни. Ты осыпал нас еще большими дарами. И теперь мы неправильно обошлись с одним из них. Мы поступили неосторожно. Это правда. У нас было столько хорошего, что мы не могли уследить за всем. Наверное, Ты просто спрятал его, чтобы научить нас более бережному отношению к Твоим дарам в будущем. Я выучила этот урок. Я запомнила его. И теперь я пришла за Бином.
Я тихо слушала, как моя мама произносит эти слова, и ужасалась. А когда она добавила:
— Прости нас за его плохое воспитание. Моя дочь, которая стоит здесь, рядом со мной, обязательно преподаст ему хороший урок послушания до того, как он еще раз предстанет перед Тобой, — я заплакала.
После молитвы ее вера была столь крепка, что она увидела его, три раза, за первой же волной, и он махал ей рукой.
— Нале! — Там! — И она выпрямлялась и замирала как часовой до тех пор, пока трижды не убедилась, что ее подвело зрение, и Бин трижды не превратился в покрытые пеной морские водоросли.
Мама не сдалась. Она пошла назад на пляж и положила Библию на песок, затем взяла термос и чашку и вернулась к воде. Потом она сказала мне, что за прошедшую ночь перебрала в воспоминаниях всю свою жизнь, вплоть до той поры, когда она была ребенком в Китае, и вот что она выудила из своей памяти:
— Я помню мальчика, с которым во время фейерверка произошел несчастный случай: ему оторвало руку, — сказала она. — Я сама видела клочья мяса, оставшиеся от руки, и место отрыва, а потом услышала, как его мать заявила, что у него вырастет другая рука, лучше оторванной. Его мать сказала, что заплатит долг предков в десятикратном размере. Она будет лечить сына водой, чтобы загасить гнев Чу Цзюня, трехглазого бога огня. И действительно, на следующей неделе, к моему изумлению, мальчик катался на велосипеде, обеими руками держась за руль! Я видела это собственными глазами.
Мама замолчала. А потом заговорила снова, сосредоточенно и очень уважительно:
— Один из наших предков однажды украл воду из священного источника. Теперь вода ворует у нас. Мы должны усладить Извивающегося Дракона, живущего в море, чтобы он перестал сердиться. А потом, чтобы Дракон выпустил Бина, зажатого между изгибами его колец, мы должны дать ему взамен другое сокровище.
Мама налила в чашку сладкого чая и бросила ее в море. Потом она разжала кулак. У нее на ладони лежало кольцо с прозрачным голубым сапфиром, водным камнем, которое ей подарила ее собственная мать, умершая много-много лет назад. Это кольцо, сказала мама, отводит от женщин домогающиеся взгляды, но делает их невнимательными к детям, которых они так ревниво оберегают. Оно заставит Извивающегося Дракона забыть о Бине. И она бросила кольцо в воду.
Но даже после принятия этих мер Бин не появился в ту же секунду. Мы смотрели на воду не меньше часа, но мимо проплывали одни лишь водоросли. А потом я увидела, как мама стиснула руки на груди, и услышала ее восторженный голос:
— Видишь, просто мы смотрели не в ту сторону!
И я тоже увидела Бина на дальнем конце пляжа: он устало брел по песку, болтая сандалиями, зажатыми в руке, и измученно склонив черную голову. Мы с мамой стали одним существом. Мы обрели то, чего так жаждали наши сердца. И тут, до того еще, как мы успели вскочить на ноги, мы обе увидели, как он закурил сигарету, стал выше ростом и превратился в незнакомца.
— Мамочка, пошли, — произнесла я со всей возможной мягкостью.
— Он там, — сказала она твердо и показала на зазубренные скалы на другой стороне бухты. — Я вижу его. Он сидит в пещере на маленькой ступеньке над водой. Он проголодался и немного замерз, но уже научился не капризничать.
Мама встала и пошла по песчаному берегу так, как будто это был ровный тротуар, а я старалась поспевать за ней, спотыкаясь и загребая ногами сыпучий песок. Она взобралась наверх по крутой тропинке к тому месту, где была припаркована наша машина, и даже не запыхалась. Она вытащила из багажника надутую камеру и, привязав к ней леску с папиной удочки, превратила ее в спасательный круг. Она вернулась на берег и бросила камеру в море, держа в руках удочку.
