Мэттью, Марк и Люк — погодки: первому было тогда двенадцать, второму — одиннадцать, а третьему — десять лет, они были достаточно большими, чтобы самим играть в свои шумные игры. Они уже успели закопать Люка в неглубокую песчаную могилу, из которой торчала только его голова. Теперь они начинали шлепками выкладывать поверх него стены крепости из песка.
Но Бину было всего четыре года; он быстро возбуждался и так же быстро уставал и начинал капризничать. Он обиделся и не захотел играть с братьями, когда они, оттеснив его в сторону, вынесли обычный приговор: «Нет-нет, ты всё испортишь».
Поэтому Бин отправился бродить по пляжу, ступая с церемонностью императора в изгнании. По дороге он подбирал камушки и деревяшки и изо всех своих силенок швырял их в волны прибоя. Я плелась за ним, представляя себе высокие волны прилива и размышляя о том, что стала бы делать, если бы такая волна внезапно обрушилась на берег. Время от времени я кричала Бину: «Не подходи слишком близко к воде, а то намочишь ноги» — и думала о том, что стала такая же, как мама, которая всегда волнуется беспричинно, а о реальной опасности говорит так, будто это сущая ерунда. Тревога кольцом смыкалась вокруг меня, словно скальная стенка бухты, но я пыталась убедить себя, что все предусмотрено и никакой опасности нет.
У мамы было суеверное предубеждение, что в определенные дни детей поджидают определенные опасности, а какие именно — зависит от даты рождения ребенка по китайскому календарю. Все это было расписано в маленькой китайской книжечке под названием «Двадцать шесть ворот зла». На каждой странице там был рисунок, изображавший какую-нибудь ужасную опасность, подстерегающую несмышленых маленьких детей. Внизу были напечатаны комментарии, но по-китайски, а поскольку я не знала иероглифов, то мне оставалось только рассматривать картинки.
На каждой из них был изображен один и тот же маленький мальчик: он то взбирался на сломанную ветку дерева, то стоял под падающими на него воротами, то падал сам, поскользнувшись в деревянной лохани, то его утаскивала кусачая собака, то он бежал от молнии. А еще на каждой картинке был нарисован мужчина, похожий на переодетую ящерицу. На лбу у него было что-то вроде маленьких кругленьких рожек. На одной картинке человек-ящерица стоял на горбатом мостике и смеялся, наблюдая за тем, как мальчик, поскользнувшись — обе ноги уже в воздухе, — падает через перила в реку.
Достаточным основанием для беспокойства было бы считать, что ребенка может подстерегать даже какая-нибудь одна из этих напастей. Но хоть каждому дню рождения и соответствовала только одна опасность, мама старалась предотвратить их все. И только потому, что она никак не могла усвоить, как нужно переводить дни месяца по китайскому лунному календарю в американские даты.
Солнце сдвинулось и повисло теперь над другой стороной бухты. Все было на своих местах. Мама была занята сначала защитой покрывала от задуваемого на него песка, потом вытряхиванием песка из обуви и укреплением углов покрывала теперь уже освобожденными от песка ботинками и туфлями. Папа все еще стоял на краю рифа, терпеливо забрасывая удочку в ожидании, что ненкган. проявит себя в виде рыбы. Я видела маленькие фигурки вдали на пляже и по их черным головам и желтым штанам знала, что это мои сестры. Крики моих братьев сливались с криками чаек. Бин нашел пустую бутылку из-под содовой и начал копать ею под скальной стенкой. А я сидела на песке, в том месте, куда дотягивалась тень от скал.
Бин начал скрести бутылкой по камням — и я крикнула ему:
— Если будешь копать с такой силой, то пробьешь дырку в скале, свалишься туда и долетишь до Китая! — и засмеялась, когда он посмотрел на меня так, словно поверил, что я говорю правду.
Он встал и направился к воде. Как бы в раздумье примерился ногой к рифовому выступу, и я предостерегающе произнесла:
— Бин!
— Я хочу навестить папулю, — запротестовал он.
— Тогда держись поближе к стенке и подальше от воды, — сказала я. — Подальше от гадких рыб.
И я стала смотреть за тем, как он осторожно пробирается вдоль каменной полочки, прижимаясь спиной к неровной скалистой стенке. Я все еще вижу его так отчетливо, что почти чувствую, будто могу заставить его остаться там навсегда.
Я вижу, как он стоит у скалы, в безопасности, и зовет папу, а тот смотрит на него через плечо. Как я была рада, что хоть на какое-то время за ним присмотрит папа! Бин продолжает идти, у папы как будто клюет, и он начинает выбирать леску с максимально возможной скоростью.
Взрыв криков. Кто-то попал песком в глаза Люку, и он, выбравшись из своей песчаной могилы, набросился на Марка, колотя его и пиная. Мама кричит мне, чтобы я их разняла. Едва стащив Люка с Марта, я поднимаю глаза и вижу, как Бин в одиночестве подходит к краю скальной полки. Все были поглощены схваткой, и никто этого не заметил. Только одна я вижу, что происходит с Бином.
Бин делает один шаг, другой, третий, очень поспешно, будто заметил в волнах что-то интересное. И я думаю: «Сейчас он упадет в воду». Я ожидаю этого. Едва я успеваю это подумать, как его ноги уже повисают в воздухе — краткий миг равновесия, перед тем как его маленькое тельце шлепается в море и исчезает в нем, не оставив даже ряби на воде.
Не сводя глаз с того места, где скрылся под водой Бин, я упала на колени, на какое-то мгновение оцепенев и потеряв дар речи. Я никак не могла взять в толк, что же произошло. У меня в голове пронеслось множество мыслей. Бежать к воде и вытаскивать его? Позвать папу? Как быстро я могу вскочить на ноги? Нельзя ли повернуть всё назад и запретить Бину идти к папе на риф?
Тут вернулись мои сестры, и одна из них спросила:
— А где Бин?
На несколько секунд воцарилась тишина, а потом раздались крики и взметнулся песок — все бросились мимо меня к воде. Я застыла, будучи не в силах пошевелиться, а сестры уже искали его возле скалы, братья же заглядывали под принесенные морем деревяшки. Мама и папа пытались развести волны руками.
Мы провели там еще несколько часов. Помню спасательные лодки, закат солнца и наступление сумерек. Никогда я не видела такого заката: яркое оранжевое пламя, касающееся водной глади и потом разворачивающееся веером, освещая море теплым светом. С наступлением темноты засветились желтые фонари на лодках, раскачивающихся на темной мерцающей поверхности воды.
Припоминая всё, я думаю, что кажется странным замечать цвет заката и огни на лодках в такое время. Но у нас у всех были странные мысли. Папа считал минуты, прикидывая температуру воды и заново оценивая время падения Бина. Сестры бегали вокруг с криками: «Бин! Бин!», как будто он мог спрятаться за каким-нибудь кустом на обрывистом берегу. Мои братья сидели в машине, спокойно почитывая комиксы. А когда на лодках погасли желтые огни, мама бросилась вплавь. Она в жизни не проплыла ни пяди, но ее вера в свой ненкган убедила ее в том, что она сможет сделать то, чего не могли эти американцы. Американцы не смогли, а она сможет. Она найдет Бина.
