— Нет, Бубба, ты остаешься. — Пес плюхнулся на пол, положил голову на лапы и скорбно уставился на меня.
— Мы недолго посидим там, а потом смотаемся, — предложила я.
— Ну конечно, — хмыкнул Саймон, по-прежнему глядя в экран, — ты ведь знаешь Кван, она не позволит нам смотаться пораньше.
— Мы не можем не пойти. Ей пятьдесят.
Я внимательно осмотрела книжные полки в поисках того, что могло бы сойти за подарок. Книга по искусству? Нет, Кван этого не оценит, она не воспринимает искусство. Я заглянула в свою шкатулку с украшениями. Как насчет серебряного ожерелья с бирюзой, которое я практически не ношу? Нет, его подарила моя невестка, а она будет на празднике. Я спустилась в свой кабинет и там обнаружила шкатулку из искусственной черепахи, размером с карточную колоду. Эта шкатулка идеально подходила для безделушек Кван. Я купила ее два месяца назад, на Рождество. Тогда мне показалось, что эта вещь — на все случаи жизни, к тому же легко умещается в моей сумочке, на случай, если кто-нибудь, клиент, например, удивит меня рождественским подарком. Но в этот раз никто меня не удивил.
Я отправилась в кабинет Саймона и обшарила его стол в поисках ленточки и оберточной бумаги. На дне нижнего левого ящика я обнаружила дискету. Я хотела было сунуть ее в ящик для дискет, как вдруг заметила надпись, нацарапанную его рукой: «Повесть. Открыто: 2.2.90». Выходит, он пробовал писать что-то важное для себя? Он уже долго работал над этим. Мне стало обидно, что он не поделился со мной.
Тогда мне следовало проявить такт и положить дискету на место. Но как я могла удержаться? Там было его сердце, его душа, все, что казалось ему важным. Я включила компьютер трясущимися руками и вставила дискету. Открыла файл «Глава 1». Передо мной замигал синий экран с убористым текстом, а потом я увидела первое предложение: «…С тех пор, как ей исполнилось шесть, Эльза могла, один раз прослушав песню, воспроизвести ее потом по памяти, унаследованной ею от предков».
Я просмотрела первую страницу, затем вторую. Это чушь, бред, говорила я себе, пролистывая страницу за страницей. Я пила яд большими глотками. Я представляла себе Эльзу, глядящую на него с экрана. Его пальцы ласкали ее. Я видела ее самодовольную усмешку: «Эй ты, я вернулась. Ты никогда не будешь счастлива. Я была здесь все это время».
Календари больше ничего не значат. Прошло полгода со дня рождения Кван, целая вечность. После того, как мы вернулись домой, Саймон и я яростно ругались в течение месяца. Казалось, что боль никогда не утихнет, в то время как любовь испарилась в мгновение ока. Он не выходил из своей комнаты, а в конце февраля ушел. Мне кажется, что это было так давно. Не помню, что я делала в первые недели своего одиночества.
Но я привыкаю. Никаких обязанностей, никаких примеров для подражания, никаких старых привычек. Теперь это стало нормой моей жизни. Это мне подходит. И Кевин, у которого я была на прошлой неделе на дне рождения, сказал мне:
— Хорошо выглядишь, Оливия, честное слово.
— Это новая Оливия, — отчеканила я. — Новый крем для лица, фруктовые кислоты.
Все были поражены тем, как хорошо я справляюсь — не просто справляюсь, а пытаюсь начать новую жизнь. Только Кван так не считает.
Накануне вечером она позвонила мне и сказала:
— Твой голос такой усталый! Устала жить одна, я думаю. Саймон — тоже. Сегодня вечером вы двое прийти ко мне на ужин. Как раньше, просто друзья…
— Кван, у меня нет на это времени.
— А! Так занята! Ладно, не сегодня. Завтра? Тоже занята? Приходи завтра, да?
— Не приду, если будет Саймон.
— Ладно-ладно, приходи одна сегодня. Я приготовить тебе рагу, твое любимое. Дать тебе блинчики, ты взять с собой, положить в холодильник.
— И ни слова о Саймоне, ладно?
— Ладно, ни слова, только кушать.
Я жду, когда Кван заговорит о моем браке. Они с Джорджем оживленно беседуют о Вирджинии, кузине первой жены Джорджа, проживающей в Ванкувере, о ее племяннике в Китае, который хочет иммигрировать в Канаду.
Джордж разговаривает с набитым ртом:
— Его подружка тоже хотела удрать в Канаду. Заставила его на себе жениться. Моей кузине пришлось заново заполнять все эти бумаги. Все уже было готово, как вдруг — ха! Снова в конец очереди! Ждать еще восемнадцать месяцев.
— Двести долларов, новая волокита, — Кван подхватывает палочками стручок фасоли, — потерять много-много часов, ходить по кабинетам. А потом что? Ба-бах — ребенок! Сюрприз!
Джордж кивает.
— Моя кузина сказала: «Почему вы не повременили? Теперь нужно добавлять ребенка, заново подавать прошение». А племянник ответил: «Не говори чиновникам, что у нас ребенок. Мы первые поедем, поступим в колледж, найдем работу, купим дом, машину. Позже, через год-два, придумаем, как забрать ребенка».
Кван с возмущением отодвигает пиалу с рисом.
— Оставить ребенка! Как можно так думать! — Она свирепо смотрит в мою сторону, будто идея оставить ребенка принадлежит мне. — Колледж, деньги, дом, работа — где ты думать найти такие вещи? Кто платить за колледж, платить такие большие деньги первый взнос?
Я качаю головой. Джордж невнятно ворчит.
Кван кривит губы:
— Фасоль слишком старая, жесткая, невкусная.
— Так что? Что дальше? Они берут ребенка? — спрашиваю я.
— Нет. — Кван кладет палочки на стол. — Ни ребенка, ни племянника, ни жены. Вирджи скоро переехать в Сан-Франциско. Америка не пустить племянник. Тетя Вирджи не может субсидировать. Теперь мама племянника в Китае, сестра Вирджи, обвинить нас, что мы упустить шанс ее сына!
Я жду дальнейших объяснений. Кван тычет в воздух палочками:
— Ба! Почему ты думать, что твой сын такой важный? Родная сестра не может понять, сколько хлопот! Сын испорченный. Я отсюда чувствовать. Хуай дан. Плохое яйцо.
— Ты говорила ей об этом?
— Никогда ее не видела.
— Почему тогда она тебя обвиняет?
— Обвиняет в письме, потому что Вирджи сказать ей, что мы пригласить ее пожить с нами.
— А вы приглашали?
— Раньше нет. Теперь, после письма, мы пригласить. Иначе Вирджи потерять лицо. На следующая неделя она приехать.
Несмотря на то, что я постоянно общаюсь с Кван, я до сих пор не в состоянии постичь специфику китайской семьи, ее движущие силы и подземные ходы, хитросплетения отношений — кто кому кем доводится, кто за что отвечает, кто виноват, всю эту чушь насчет потери лица. Слава богу, что моя жизнь не так сложна.
Когда я собираюсь уходить, Кван протягивает мне видеокассету с записью своего дня рождения — дня, который ознаменовал собой начало нашего с Саймоном разрыва.
Помню, как я взлетела вверх по лестнице в спальню (он в этот момент одевался), распахнула слуховое окно и, выпалив: «Вот твоя чертова повесть! Вот, что для тебя важно!», выкинула дискету в окно.
