После молитвы начиналась проповедь. В первое воскресенье Пастор Аминь говорил в течение пяти минут — ля-ля-ля! — куча звуков, понять которые могли только миссионеры. Потом мисс Баннер переводила в течение пяти минут. Предостережения от дьявола. Аминь! Правила, следуя которым попадешь в рай. Аминь! Чтобы твои друзья последовали за тобой. Аминь! И так дальше обменивались они фразами, будто спорили о чем-то. Скучно! А мы неподвижно сидели в течение двух часов, и наши головы и зады немели.
В конце проповеди был небольшой концерт, для которого использовалась музыкальная шкатулка мисс Баннер. Все любили эту часть проповеди, хотя музыка была не очень удачной. Но когда она начинала звучать, мы знали, что нашим мучениям близок конец. Пастор Аминь поднимал руки, веля нам подняться. Миссис Аминь шагала в центр комнаты, за ней следовала миссионерка по имени Лэшер, как лаошу — мышка, так что мы звали ее мисс Мышка. Среди чужеземцев был доктор Сван, его имя звучало как суан-ле — слишком поздно. Ничего удивительного, что больные шарахались от него, как от чумы! Доктор Слишком Поздно должен был открывать шкатулку мисс Баннер и заводить ее. Потом они пели, причем у миссис Аминь текли слезы. Некоторые из деревенских стариков громко осведомлялись, не прячутся ли внутри шкатулки крошечные чужеземцы.
Мисс Баннер как-то сказала мне, что шкатулка — подарок ее отца, единственная память о нем и о семье. В ней она хранила альбом для записи собственных мыслей. Музыка, по ее словам, сначала была немецкой песенкой о пиве, танцах, красивых девушках. Но миссис Аминь написала новые слова, которые я слышала тысячу раз, но только как звуки: «С нами Бог, Иисус, с ним идем по земле, а когда мы умрем, то Отца обретем…», что-то вроде этого. Я помню эту песенку, мы слышали ее каждую неделю, а потом шли на улицу съесть чашку риса, подарок от Иисуса. Нищие думали, что Иисус — это крупный помещик, владеющий рисовыми полями.
В следующее воскресенье Пастор Аминь говорил в течение пяти минут, мисс Баннер переводила в течение трех. Пастор — еще пять минут, а мисс Баннер — одну. По-китайски все становилось короче и короче, и мухи пили наш пот только полтора часа вместо двух. Еще неделю спустя был всего один час. Позже Пастор Аминь серьезно поговорил с мисс Баннер, и со следующей недели все было как прежде — Пастор Аминь говорил пять минут, мисс Баннер тоже ровно пять минут. Снова — пять минут, за ними — следующие пять. Мисс Баннер теперь не объясняла правила, следуя которым попадешь на небеса. Она говорила: «В тридевятом царстве жили-были великан и маленькая дочь бедного плотника, который на самом деле был королем…» Каждые пять минут она прерывалась на самом интересном месте, чтобы сказать что-то вроде: «…А теперь я должна позволить Пастору говорить в течение пяти минут. Пока вы ждете, спросите себя: умерла ли маленькая принцесса или же ей удалось спасти великана?» По окончании проповеди и сказки она велела нам кричать «Аминь!», чтобы можно было идти есть рис. О, как громко мы кричали!
Эти воскресные проповеди стали очень популярными. Много нищих приходило послушать сказки мисс Баннер. Почитатели Иисуса были счастливы. Едоки были счастливы. Мисс Баннер была счастлива. Только я беспокоилась. Что, если Пастор Аминь обо всем догадается? А вдруг он поколотит мисс Баннер? Вдруг чужеземцы измажут меня углем за то, что научила ее непокорным китайским речам? Вдруг Пастор Аминь опозорится и будет вынужден повеситься? А что, если те, кто приходил за рисом и сказками, а не за Иисусом, отправятся в чужеземный ад? Когда я поделилась своими тревогами с мисс Баннер, она рассмеялась и сказала, что такого никогда не случится. Я спросила, откуда ей это известно. Она ответила: «Все счастливы… Какой от этого может быть вред?» А я вспомнила слова человека, вернувшегося на Чертополоховую гору: «Если счастье переливается через край, оно неизбежно превращается в поток горьких слез».
У нас было пять лет счастья. Мы с мисс Баннер стали большими друзьями, в то время как другие миссионеры оставались для меня чужеземцами. Но наблюдая за маленькими переменами в их повседневной жизни, я раскрыла некоторые тайны. Лао Лу рассказал мне о том, какие мерзости доводилось наблюдать ему, заглядывая в их окна, а также находясь в их комнатах. Как мисс Мышка плакала над медальоном, зажав в руке пучок волос мертвеца. Как Доктор Слишком Поздно глотал таблетки опиума от боли в желудке. Как миссис Аминь прятала просфоры в ящике комода; она не ела их, приберегая на случай конца света. Как Пастор Аминь писал отчеты в Америку, что у него сотня новообращенных, хотя на самом деле был только один. Я, в свою очередь, рассказала Лао Лу о том, что видела. Что мисс Мышка неравнодушна к Доктору Слишком Поздно, но он этого не замечает, будучи влюбленным в мисс Баннер, которой он безразличен. Но я ни словом не обмолвилась о том, что мисс Баннер все еще не может забыть своего возлюбленного номер три, человека по имени Во-рен. Это была моя тайна.
Пять лет все шло как по маслу, если не считать этих маленьких перемен. Такова была наша жизнь в те времена: немного надежды, немного перемен, немного тайн.
Но у меня были и свои тайны. А как же? Во-первых, однажды ночью мне приснился Иисус — чужеземец с длинными волосами, бородою и множеством последователей. Я рассказала мисс Баннер об этом сне, умолчав об одной его части. Она рассказала Пастору Аминь, а он представил меня как сотню новообращенных — вот откуда мне известно, что на самом деле был всего один. Я не просила мисс Баннер поправить его. Его позор был бы еще сильнее, если бы выяснилось, что из сотни новообращенных не было ни одного. Моя вторая тайна была гораздо хуже. Это произошло вскоре после того, как мисс Баннер поведала мне о том, что потеряла свою семью и свои надежды. Я сказала, что у меня столько надежд, что могу поделиться с ней, пожелав, чтобы ее возлюбленный передумал и вернулся. Мои слова ее очень обрадовали. Вот о чем я молилась по крайней мере сто дней.
Как-то вечером я сидела в комнате мисс Баннер. Мы говорили, говорили, говорили. Когда нам наскучило судачить, я попросила ее достать музыкальную шкатулку. Но ключа не оказалось. Она заглянула в ящик — и там его не было. Ай, что это? Я подобрала статуэтку из слоновой кости и поднесла ее к своему единственному глазу. Обнаженная женская фигурка, очень необычная. Когда-то я уже видела нечто подобное. Я спросила, откуда у нее эта статуэтка.
— Она принадлежала моему возлюбленному, — ответила мисс Баннер, — это был набалдашник от его трости. Когда он сломался, мой возлюбленный отдал его мне на память.
О, тогда я и узнала, что возлюбленный мисс Баннер — не кто иной, как предатель Генерал Кейп. Раньше я молилась, чтобы он вернулся, а сейчас при одной мысли о нем волосы у меня на голове вставали дыбом. Это и была моя вторая тайна: я знала, кто он. И начала молиться, чтобы он держался от нас подальше.
Позволь мне признаться, Либби-я, я понятия не имела, как сильно мисс Баннер жаждала любви. Любой любви! Чистую любовь трудно найти, и ей не суждено долго длиться. Но порочной любви всегда хватит, чтобы заполнить пустоту. К этой любви она и привыкла, приняла ее, когда та вернулась.
5. День большой стирки
Телефон, словно будильник, звонит ровно в восемь утра. Вот уже третье утро подряд Кван звонит мне как раз в тот момент, когда я мажу тост маслом. Еще до того, как я успеваю поздороваться, она выпаливает:
