– Официально это здание является резиденцией главы колонии, но когда Никос занял эту должность, то не захотел выселять прежнего президента и его жену, так что они остались там, где прожили больше десяти лет. Петрос Контомарис умер много лет назад, но Элпида все еще живет здесь.
Мария сразу вспомнила это имя: Элпида Контомарис была лучшей подругой ее матери. Ее в очередной раз неприятно поразило то, что многие из нынешних обитателей Спиналонги прожили с проказой намного дольше, чем Элени.
– Она хороший человек, – заметила Катерина.
– Я знаю, – кивнула Мария.
– Откуда?
– Мать часто упоминала Элпиду в своих письмах: они были подругами.
– А вы знали, что Элпида и ее покойный муж после смерти вашей матери усыновили Димитрия?
– Нет, не знала. После того как она умерла, у меня не было желания и необходимости интересоваться последними месяцами ее жизни здесь.
Долгое время после смерти Элени Марию втайне раздражало, что отец постоянно плавает на остров: она хотела бы напрочь забыть о том, что Спиналонга существует. Неудивительно, что сейчас ее охватило раскаяние.
Почти из всех точек их маршрута была хорошо видна Плака, и Мария знала, что ей надо научиться не смотреть в ту сторону. Какой прок наблюдать за жизнью по ту сторону пролива? Отныне все, что происходит за полосой воды, не имеет к ней ни малейшего отношения, и чем быстрее она смирится с этой мыслью, тем лучше.
Они подошли к окруженной домами маленькой площади, с которой началась экскурсия. Катерина подвела Марию к входной двери ржавого цвета и достала из кармана ключ. С первого взгляда дом показался девушке чересчур мрачным, но Катерина щелкнула выключателем, и помещение несколько оживилось. В воздухе ощущалась сырость – как и во всех домах, в которых какое-то время никто не жил. Его хозяин последние месяцы жизни провел в больнице, постепенно угасая, но на острове не раз отмечались случаи чудесного восстановления здоровья даже на самых поздних стадиях лепры, поэтому, пока человек был жив, его дом обычно никто не занимал.
Обстановка в комнате была весьма скудной: темный стол, два стула и бетонный «диван» с плотным матрасом. Кроме мебели, в доме практически не осталось следов предыдущего обитателя, разве что стеклянная ваза с запыленными искусственными цветами и пустая сушка для посуды на стене. Даже пастушьи хижины высоко в горах Крита казались Марии более гостеприимными.
– Я помогу вам распаковать вещи, – не допускающим возражения тоном заявила Катерина.
Мария решила, что она ни за что не выдаст своего отношения к этому полутемному склепу, но сделать это можно было лишь в случае, если она останется одна. Надо было проявить твердость.
– Большое спасибо за доброту, но я не хочу злоупотреблять вашим временем, вы и так все утро занимаетесь только мной, – сказала она.
– Что ж, как хотите, – ответила Катерина. – Но я все равно загляну часа через три – посмотреть, как у вас идут дела. Если понадоблюсь, вы знаете, где меня искать.
С этими словами она вышла. Мария была рада возможности остаться наедине со своими мыслями. Катерина помогала ей от чистого сердца, но девушка заметила, что жена президента острова явно любит покомандовать. Кроме того, ее уже начал раздражать щебечущий голос бывшей афинянки. Меньше всего на свете Марии хотелось, чтобы кто-то указывал, как ей следует обустроить свой дом. Она была настроена превратить это жалкое место в настоящий дом, причем сделать это самостоятельно.
Первым делом она взяла вазу с жалкими пластмассовыми розами и выбросила их в мусорную корзину. И тут ее охватило отчаяние. Она была одна в сырой, пахнущей тленом комнате умершего. До этой секунды Мария держала себя в руках, но теперь не выдержала: часы, когда она бодрилась сначала для отца, потом для Пападимитриу и для себя самой, истощили ее душевные силы, а ужас того, что произошло, окутал ее плотным коконом. Путешествие от Плаки до берегов Спиналонги заняло лишь несколько минут, но этого хватило, чтобы положить конец ее прежнему существованию. У Марии было такое чувство, словно она очутилась на другом конце земли от родного дома и от всего, что ей было знакомо. Ее охватила тоска по отцу, по подругам, но прежде всего – по несбывшемуся яркому будущему в браке с Маноли.
– Лучше бы я умерла! – тихо проговорила девушка.
В ее голове мелькнула мысль, что, возможно, она действительно умерла: даже ад не мог быть более мрачным и отталкивающим, чем место, в котором она оказалась.
Она поднялась по лестнице в спальню. В комнате была только жесткая кровать с соломенным матрасом под грязным покрывалом да деревянная иконка Девы Марии, криво прибитая к стене. Мария легла на кровать, обхватила колени руками и заплакала. Она не знала, сколько времени пролежала так: в какой-то миг она провалилась в тяжелый, полный кошмаров сон.
Из темных глубин сна ее вырвал далекий бой барабанов. Придя в себя, девушка поняла, что на самом деле это были не барабаны: кто-то настойчиво стучал в дверь дома. Глаза Марии были открыты, но тело отказывалось подчиняться: ее ноги затекли от холода, и, чтобы подняться, ей пришлось напрячь всю волю. Она заснула так крепко, что на ее левой щеке четко отпечатались две пуговицы от матраца, и лишь громкий стук в дверь смог ее разбудить.
Все еще в полусне, девушка спустилась по узкой лестнице, откинула щеколду и отперла входную дверь. В сгущающихся сумерках она увидела на пороге двух женщин, Катерину и какую-то незнакомку, которая, судя по всему, была лет на десять старше жены президента острова.
– Мария? С тобой все хорошо? – воскликнула Катерина. – Мы уже битый час стучим! Я подумала, что ты могла… могла что-нибудь с собой сделать.
Последние слова неприятно поразили Марию, но у Катерины были реальные основания бояться такого исхода: в прошлом новоприбывшие не раз пытались покончить с собой, и некоторым это удалось.
– Да нет, со мной все в порядке, честное слово… Вы так заботливы! Я всего лишь уснула глубоким сном. Заходите, а то совсем промокнете.
Открыв дверь пошире, Мария отступила в сторону.
– Позволь представить тебе Элпиду Контомарис, – сказала Катерина, войдя в дом.
– Госпожа Контомарис! Я заочно знакома с вами: вы были лучшей подругой моей матери.
Женщины пожали друг другу руки.
– Ты так похожа на мать! – заметила Элпида. – И почти такая же, как на фотографиях, которые хранила Элени, а ведь это было так давно! Мне очень нравилась твоя мама – она была одной из лучших, которых я знала.
Катерина окинула комнату взглядом. Помещение выглядело точно так же, как несколько часов назад. Коробки остались нераспакованными, и было заметно, что Мария даже не пыталась открыть их. Они по-прежнему находились в доме умершего.
Элпида Контомарис видела охваченную отчаянием молодую женщину в голой, холодной комнате, а ведь в это время люди обычно ели на ужин что-то горячее и готовились улечься в мягкую, удобную постель.
