— Хелло! — воскликнул он, увидев Алисон, выходившую с кухни. — Вы приготовили что-то очень вкусное! Обожаю карри. В Монте-Карло его днем с огнем не найти.
— Это Пол приготовил, — сообщила Алисон.
Летфиш путался у нас под ногами, стараясь не упустить возможности включиться в разговор.
— Это Сэм Летфиш, — сказал я, вручая Бёрджессу стакан с виски. — Вы познакомились давно, в Фестивал-холле.
— Летфиш? — переспросил Бёрджесс, прищуриваясь, будто ему задали вопрос с подковыркой. Он пожевал губами, словно произнося еще раз фамилию про себя. — Летфиш, вы часом не латыш?
— Он такой же псих, как и я, — отозвался Летфиш.
— Значит, Летфиш — не латыш, — сказал Бёрджесс. — И не малыш.
— Даже хуже!
— Он Простофиш, — бубнил Бёрджесс. — Или Литфиш — литературный фиш…
— Я еврей, — сказал Летфиш.
— Нееврею сразу все становится ясно, — кивнул Бёрджесс. — Но еврею это не говорит ровным счетом ничего.
Я пошел на кухню посмотреть, как там обед. Алисон стояла у стола и наливала себе еще вина.
— Я умираю с голоду, — сообщила она мне.
— Подожди нас немножко. Будет глупо, если ты начнешь есть одна.
— Пол, сколько у меня книг Бёрджесса? — услышал я голос Летфиша из гостиной.
— Приходи к нам, — шепнул я Алисон и обнял ее за плечи, но она отодвинулась, давая понять, что это ей неприятно. Я оставил ее дуться на кухне, а сам вернулся к гостям.
— Сэм — коллекционер, — пояснил я Бёрджессу. — У него неплохая библиотека.
— Для юриста неплохая, — согласился Летфиш. — Я уже устал заниматься тяжбами в связи с ликвидацией нерентабельных отраслей промышленности.
Бёрджесс навострил уши.
— Мне нравится сомон, — сказал вдруг Летфиш.
— Это сколько же будет в переводе на наличные? — осведомился Бёрджесс с ворчливым американским акцентом.
— У вас галстук цвета сомон, — сказал Летфиш.
Бёрджесс глотнул виски и облизал свои тонкие губы. Он показался мне каким-то хрупким, и на лице его появилось то самое отсутствующее выражение, которое я заметил еще тогда, в Сингапуре, и понял, что в каждом писателе сосуществуют два человека.
— Акротизм, — сказал Летфиш.
— Не будем о религии, — буркнул с тем же американским акцентом Бёрджесс.
— У меня акротический пульс, — сказал Летфиш. — А у вас паралексия.
— Как только начинаешь употреблять подобные слова, потому что они тебе нравятся, считай, все кончено, — сказал Бёрджесс. — Мир утрачивает к тебе интерес. Никому неохота читать такое. — Он устремил взгляд на Алисон, которая появилась из кухни с видом голодным и затравленным, и произнес: — Транспондер…
— Рис переварился, — доложила Алисон.
— Пока у нас не ввели контроль качества, — сказал Летфиш, — рынок транспондеров не позволял нам скучать без работы.
— Волны с ограниченной амплитудой, — сказал Бёрджесс.
Услышав это, Летфиш просиял:
— Однажды я занимался делом о нарушении копирайта… это было связано с электронным мониторингом — как раз на таких волнах. У нас возникли проблемы с доведением дела до суда, так как нарушитель проживал в Монте-Карло. Но он не знал, что у нас есть в княжестве партнер. По фамилии Кляйнфогель. В общем, он пошел на наши условия.
Бёрджесс поднес стакан к губам, но пить не стал.
— Нерентабельные отрасли промышленности, — произнес он.
— Ваши военные пользуются другими очками — с титановыми винтами в местах соединения…
— Ну, это уж вы забрались в область высоких технологий, — сказал Бёрджесс.
Алисон поставила на стол тарелки с карри и все прочее, относившееся к обеду.
— Может, сядем? — предложила она.
— Все эти высокие технологии — сплошное филистерство. А юриспруденция порождает ненависть к книгам, — произнес Бёрджесс.
— Мне нравятся ваши книги, — сказал Летфиш.
— Чушь, — буркнул Бёрджесс и, усаживаясь за стол, наклонился к Алисон со словами: — По-моему, все идет отлично!
Да, он был пьян. Я видел это по тому, как он садился, как учащенно дышал, как сидел. А Летфиш пристально смотрел на него со смесью осторожной почтительности и искреннего недоумения — невинность и недоверие.
Я испытал прилив благодарности к Алисон, когда она по собственному почину стала обносить гостей блюдами с рисом, а потом с далом и креветками с карри.
— Жаль, не приехала ваша жена, — сказала Алисон.
— У Лианы перелом лодыжки, — пояснил Бёрджесс. — Поскользнулась на детской игрушке, которая валялась на мраморной лестнице одного из наших главных отелей. Полетела кубарем. Мы попытались подать в суд. Но администрация отеля пригрозила нам расправой.
— Я мог бы помочь? — поинтересовался Летфиш.
— Вы и так помогли достаточно, — произнес Бёрджесс с каким-то взвизгом, от которого Летфиш покривился.
Затем Бёрджесс совершенно утратил интерес к собравшимся, допил виски, зачерпнул ложкой резаные бананы, буркнул «самбал», после чего, глядя в пространство, стал нащупывать рукой бокал с вином. Пятерня его ползла по столу по-крабьи, пока пальцы не ухватились за ножку. Он поднял бокал, выпил, потом принялся за еду. Он не обратил внимания на то, что его последняя реплика повергла стол в молчание. Он так энергично работал челюстями, словно пища была невообразимо горячей, но виной тому были его плохо пригнанные зубные протезы.
— Значит, пописываете, — заговорил Бёрджесс сочным голосом, изображая кого-то, полного самомнения. — Поразительно, сколько писателей изучали медицину: Джойс, Моэм, Чехов, Уильям Карлос Уильямс
[74]
, Вольтер — можно продолжать и продолжать. А кто сумеет назвать хотя бы одного писателя с юридическим образованием?
— Роберт Луис Стивенсон, — напомнил я.
— А! Просто он хотел сделать приятное отцу. А сам презирал юриспруденцию. Но кроме него, никого нет…
— Энтони Троллоп
[75]
, кажется, тоже неплохо разбирался в праве… Например, в своем романе «Юстас даймондс» он дает неплохое определение понятия «предмет личной собственности, наследуемый с недвижимостью».
Летфиш, благодарный моему заступничеству, выжидательно посмотрел на Бёрджесса.
— Троллоп был государственный служащий, работал в почтовом ведомстве. Ему полагалось разбираться в законах, поскольку он составлял почтовые декларации. Нет, вы назовите писателя, который был бы профессиональным юристом — как Чехов врачом. Никого и не вспомните.
