— А еще мужчины спешат в «Хон Син» делать перманент, — сказала Цветок Вишни. — Идут сломя голову.
Улицы походили на бостонские. И какая разница, что главная магистраль Даляня называлась дорога Сталина («Сидалинь Лю»). Она напоминала Атлантик-авеню.
На рубеже XIX–XX веков русские намеревались сделать Дальний (так они называли этот город) крупным портом для стоянки царского флота. Он был ценен на случай войны с Японией, так как, в отличие от владивостокской, местная гавань зимой не замерзала. После русско-японской войны японцы запустили в Дайрене (так они нарекли город) воздушные змеи с надписями «РУССКИЕ СДАЛИСЬ!». Так город отошел к японцам, а те просто довели до конца планы русских — превратили былой рыбацкий поселок в солидный порт. Вплоть до Второй Мировой войны Дайрен процветал. После победы над японцами город в соответствии с Ялтинскими договоренностями вернули русским, и те покинули его лишь спустя несколько лет после освободительной революции в Китае. Китайцы переименовали Дальний/Дайрен в Далянь («Великое звено»). Мне там понравилось: чайки, пахнущий морем воздух…
— Чего вы желаете от Даляня? — спросила Цветок Вишни.
Я сказал, что приехал сюда отогреваться после дунбэйских морозов
[62]
. Мне также требовался билет на теплоход, который следует из Даляня через пролив Бохай в Яньтай. Может ли она достать мне билет?
— Постучите по дереву, — сказала она и как сквозь землю провалилась.
Я отыскал одну старинную гостиницу, выстроенную в аристократическом японском стиле, довоенных времен, но там меня поселить отказались. Я нашел пристанище в кошмарной новой китайской гостинице наподобие «Рамада-инн», с затхлым декоративным прудом в вестибюле. Весь день я разыскивал антикварные магазины, но нашел только один, да и тот не оправдал моих ожиданий. Мне попытались продать кубок за победу в состязаниях по метанию копья, прошедших в некой японской средней школе в 1933 году.
— Натуральное серебро, — нашептывал продавец. — Династия Цин.
На следующий день я увиделся с Цветком Вишни. Насчет моего билета пока ничего не было известно.
— Выше нос! — посоветовала она.
Мы договорились встретиться попозже. Она пришла, улыбаясь.
— Получилось? — спросил я.
— Нет! — опять заулыбалась она.
После этой дурной новости я заметил, что щеки у нее пухлые и слегка прыщавые. На ней был ядовито-зеленый шерстяной шарф — в тон шапочке, которую она собственноручно связала в общежитии (она делила комнату с четырьмя соседками) Даньвэя трудящихся женщин.
— Я потерпела полную неудачу!
Так почему же она улыбается? Господи, какая у нее идиотская шапка.
— Но, — обронила она, взмахнув рукой, — подождите!
Говорила она отрывисто, и каждая фраза в ее устах была восклицанием. Она полезла в свою пластиковую сумочку.
— Вот билет! Это был полный успех!
Уставившись на меня, она встряхнула головой, и ее кудряшки затрепетали, как пружины.
Я спросил:
— Цветок Вишни, вы пытались меня обмануть?
— Да!
Мне захотелось ее ударить.
— Это такой китайский розыгрыш?
— О да, — захихикала она.
Но разве не всякий розыгрыш — упражнение в садизме?
Я пошел на Свободный Рынок, открывшийся в 1979 году. На продажу была выставлена всевозможная рыба, моллюски и водоросли. Фунт крупных пухлых креветок стоил примерно четыре доллара, но то был самый дорогой товар. Торговали также кальмарами, морскими ушками и морскими огурцами, устрицами и мидиями. Моллюски и камбала лежали огромными грудами. Плосколицые рыбаки больше напоминали монголов, чем китайцев; возможно, то были маньчжуры — на этом полуострове и в северных районах Китая их насчитывается пять-шесть миллионов. После посещения рынка у меня разыгрался аппетит, и в тот вечер я поужинал морскими ушками, пожаренными в чесночном соусе — вкуснятина.
Цветок Вишни сказала, что летом в Далянь заходят иностранные круизные лайнеры. Туристы проводят в городе полдня.
— Что можно увидеть в Даляне за полдня?
Она сказала, что туристы всем скопом садятся в автобус и едут смотреть народные промыслы — фабрику резьбы по раковинам, а также фабрику стеклянной посуды и образцовую начальную школу (ученики исполняют песни из мюзикла «Звуки музыки»), а потом возвращаются на свой корабль и отправляются дальше, в Яньтай или в Цзиндао.
— Я хотел бы увидеть площадь Сталина, — сказал я.
Мы пошли туда. В центре площади стоял памятник русской армии, которая заняла город после войны.
— А знаете, Цветок Вишни, в Советском Союзе нет ни одной площади Сталина. Вы об этом слышали?
Она сказала, что не слышала и тетерь очень удивлена.
— Почему так? — спросила она.
— Потому что некоторые думают, что он совершил определенные ошибки, — сказал я. Я не стал упоминать ни о погромах, ни о тайной полиции, ни о чистках, ни о таланте этого монструозного усача организовывать повальный голод, чтобы проучить инакомыслящие области.
— Цветок Вишни, а в Даляне есть площадь Мао Цзэдуна?
— Нет, — сказала она, — потому что он совершил определенные ошибки. Но сняв голову, по волосам не плачут!
[63]
Я сказал, что где-то читал что в Даляне жил злой гений Линь Бяо.
— Нет, сказала Цветок Вишни, — не может быть. Она всю жизнь прожила в Даляне, но ни от кого не слыхала, что Линь был связан с этим городом.
Но водитель — представитель старшего поколения — сказал, что Линь Бяо действительно жил в Даляне. Линь Бяо, великий военачальник, теперь был не в почете, так как очень много сделал для укрепления власти Мао: это Линь придумал «Маленькую красную книжечку» и отобрал все цитаты для нее, а под конец (так, по крайней мере, говорили люди) когда Мао ослабел и стал похож на Слонопотама, составил заговор, чтобы его убить. Линь пытался бежать за границу («искал защиты у своих московских хозяев… решил переметнуться к советским ревизионистам, предать партию и родину»), но его самолет очень удачно разбился в Ундур-Хане — это где-то в Монгольской Народной Республике. Никто и не высказывал подозрений, что авария была подстроена нарочно. Безвременная смерть этого гелиофоба воспринималась как возмездие самой природы.
Мне захотелось увидеть дом Линя именно потому, что он страдал гелиофобией. Этот щуплый маленький человечек панически боялся солнца. Я воображал, что дом у него, верно, был без окон, а, может, с особыми ставнями; или он вообще жил в подвальном бомбоубежище?
