— А этот не очухается? — спросил
Скорик про икающего Будочника — не из опасения, а чтоб время потянуть. Можно
было пока перед самим собой прикинуться, что Смерть у стенки просто так сидит:
не мёртвая, а спит или, к примеру сказать, в обмороке.
— Не очухается. Это был удар “к-коготь
дракона”, он смертелен.
Вот Эраст Петрович встал, двинулся к сидящей
деве, протянул ей руку.
Сенька всхлипнул, приготовился. Сейчас инженер
вскрикнет.
А Смерть оказалась никакая не мёртвая. Вдруг
взяла, открыла огромные, сияющие глаза, посмотрела снизу вверх на Эраста
Петровича и улыбнулась.
— Что… Что с вами? — испуганно
спросил он.
Опустился на корточки, отвёл её пальцы и —
правильно Сенька угадал — вскрикнул.
— Зачем вы, зачем? — забормотал
господин Неймлес, разрывая на ней платье и нижнюю рубашку. — У меня все
было рассчитано! Маса заранее разобрал завал, сидел в засаде и только ждал
сигнала! О Господи… — застонал он, увидев чёрный разрез пониже левой
груди.
— Я знаю, ты и без меня бы
справился, — прошептала Смерть. — Ты сильный…
— Тогда зачем, з-зачем? —
прерывающимся голосом спросил он.
— Чтобы ты жил. Нельзя тебе со мной…
Теперь ты вечный, ничем тебя не возьмёшь. Я, твоя Смерть, умерла…
И закрыла глаза.
Эраст Петрович снова вскрикнул, ещё громче,
чем в прошлый раз, а Сенька заревел.
Но она не умерла. Все-таки недаром её перед
тем как Смертью наречь, звали Живой, спроста такие клички не дают.
Она ещё долго потом жила. Может, целый час.
Дышала, даже раз легонько улыбнулась, но говорить не говорила и глаз не
открывала. А потом дышать перестала.
Красивая какая, думал Сенька. А в гробу, если
с лица грязь-пыль смыть да волосы расчесать, да цветами уложить (тут нужен
флёрдоранж, который означает “чистота”, и ещё веточки тиса, “вечная
любовь”) — вообще заглядение будет. Заберут её отец-мать, потому что ихнее
право, и закопают её в сыру землю, и поставят сверху белокаменный крест, и вырежут
на нем как её там раньше звали, а пониже припишут: “Здесь похоронена Смерть”.
Как Сенька читал газету
Как взяли старт, так и гнали по шоссе
четырнадцать часов без передышки, не сговаривались. Почти триста вёрст
промчали, только два раза топливо из бидона в бак подлили. За весь путь между
шофэром и ассистентом не было сказано ни слова. Сенька делал, чего полагалось:
дудел в клаксон, махал флажком, на крутых поворотах свешивался через дверцу,
смотрел, не разболтались ли колёса. Ещё ассистенту полагалось следить по карте
за маршрутом, но это у Скорика получалось плохо. Только наклонит голову, и
сразу нос течёт, из глаз солёная вода капает, в горле ком. Карты от слез не
видать, одни цветные пятна. А если вдаль глядеть, чтоб ветер раздувал волосы,
тогда ничего, глаза и щеки высыхали быстро.
Плакал ли господин Неймлес, было непонятно,
потому что у инженера под очками-консервами лицо почти не просматривалось. Губы
у него все время были крепко сжатые, но уголок рта вроде бы подрагивал.
А сразу за Вязьмой на переднем колесе треснула
цельнолитая шина. Делать нечего — пришлось толкать трипед обратно до города,
ведь не поедешь на двух колёсах, чай не велосипед.
Запасные шины, как и все прочие запасные
детали, ехали в конном экипаже, вместе с Масой и его спутницей. Карета
давным-давно отстала от “Ковра-самолёта”. Хорошо если завтра к вечеру в Вязьму
прикатит. Посему, хочешь не хочешь, пришлось устроить ночёвку с днёвкой. Это
тоже решилось само собой, опять-таки без слов. Ужинать спортсмэны не захотели,
разошлись по комнатам спать.
Утром Сенька вышел из гостиницы, шуганул
местных пацанов, чтоб не тёрлись возле аппарата, на ихние дурацкие вопросы
отвечать не стал, не то было настроение. Пошёл на станцию за московской
газетой.
Ну-ка, пропечатали иль нет? Он сразу развернул
“Ведомости” на пятой странице, где про театры и спорт.
Пропечатали, куда им деваться.
Старт состоялся
Невзирая на дождь и ветер, вчера в полдень на
Триумфальной площади собрались поклонники автомобилизма, сей новоявленной
религии, пока ещё экзотической для наших просторов. Состоялся старт мотокросса
Москва — Париж, о котором мы уже писали и ход которого намерены освещать
посредством телеграфических сообщений. Публика проводила шофэра г-на Неймлеса и
его юного ассистента энтузиастическими аплодисментами. Спортсмэны выглядели
взволнованными и сосредоточенными, от общения с представителями прессы
уклонились. Мы не станем желать им семи футов под килем (глубоких ухабов на
российских просторов и без того довольно), а лучше, как это принято у
автомобилистов, пожелаем крепких шин и надёжной искры.
Заметку Сенька прочёл раз десять, а про юного
ассистента даже вслух, с выражением.
Аккуратно свернул “Ведомости” и вдруг заметил
на первой странице крупный заголовок.
ЗА ДРУГИ СВОЯ
Кровавая драма на Хитровке
Сообщаем некоторые подробности вчерашнего
события, о котором ходит столько слухов и домыслов.
В ночь на 23 сентября в печально знаменитых
хитровских трущобах произошла настоящая баталия между силами закона и
бандитами. Полиция положила конец преступной “карьере” главарей двух опаснейших
московских шаек — Князя и Упыря, предпочевших аресту смерть. Убит также беглый
каторжник из бывших студентов Кузьминский, давно находившийся во всероссийском
розыске.
Увы, не обошлось без потерь и среди охранников
порядка. Защищая москвичей, пали геройской смертью пристав Третьего Мясницкого
участка полковник Солнцев и старший городовой Будников. Первый был молод и
подавал большие надежды, второму оставалось всего два года до заслуженной
пенсии. Вечная память героям.
Адъютант обер-полицеймейстера отказался
сообщить прессе какие-либо дополнительные сведения, присовокупив лишь, что в
перестрелке была убита ещё и некая особа женского пола, любовница (или,
выражаясь, по-уголовному, “маруха”) Князя.
Однако нашему корреспонденту удалось выяснить
одно интересное обстоятельство, самым прямым образом связанное с хитровской
трагедией.
Читайте на странице 3 в разделе “Происшествия”
статью “Благородный поступок”!
Вот гады, вот псы поганые, возмутился Скорик.
Так всё перекрутить, так переврать! А про Эраста Петровича и Масу ни слова,
хотя господин Неймлес оставил в участке пакет на имя главного полицейского
начальника и всё как есть там описал.
Нашли героев! Письмо нужно написать в
редакцию, вот что. Пускай люди знают правду. У, газетчики, брехуны проклятые.
Печатают невесть что и даже не проверят!
Ещё не остыв, Сенька открыл третью страницу.
