Вошли в гостиную, сели. Вроде встретились для
делового разговора, а что-то не так было, будто говорили не о том, о чем
следовало. Смерть-то впрочем отмалчивалась, всё на Эраста Петровича глядела, а
он по большей части смотрел на скатерть — поднимет на Смерть глаза и скорей
снова опустит. Заикался больше обычного, вроде как конфузился, а может не
конфузился, поди у него разбери.
От этих гляделок, в которые те двое играли
промеж собой, без Сенькиного участия, ему стало тревожно, и господина Неймлеса
он слушал вполуха, в голову лезло совсем другое. Коротко говоря, сказ инженера,
или, как он сам обозвал, “план операции” состоял в том, чтоб собрать всех
подозреваемых в одном особенном месте, где преступник сам себя проявит и
выдаст. Скорик уставился на Эраста Петровича: как же так, ведь сами говорили,
что убийца разгадан, но инженер сделал знак глазами — помалкивай, мол. Ну,
Сенька и смолчал.
И когда Эраст Петрович сказал: “Без вас,
сударыня, и без тебя, Сеня, мне в этом деле, к сожалению, не обойтись. Нет у
меня других помощников” — всё равно Смерть на Скорика не посмотрела, вот какая
обида. Ужасно он от этого расстроился. Даже не испугался, когда инженер
принялся опасностями предстоящего дела стращать — вот до чего расстроился.
Смерть тоже нисколько не испугалась.
Нетерпеливо качнула головой:
— Пустяки говорите. Лучше про дело
сказывайте.
И Сенька лицом в грязь не ударил:
— Чего там, двум смертям не бывать, одной
не миновать.
Лихо тряхнул головой и на неё покосился. И
только потом сообразил, что вышло-то двусмысленно: то ли про смерть сказано, то
ли про Смерть.
— Хорошо, — вздохнул Эраст
Петрович. — Тогда распределим, кому за какой конец держать невод. Вы,
сударыня, приведёте на место Князя и Очко. Сеня — Упыря. Я — пристава Солнцева.
— Этого-то зачем? — удивился Сенька.
— Затем, что п-подозрителен. Все
преступления совершены на территории его участка. Это раз. Сам Солнцев —
человек жестокий, алчный и абсолютно б-безнравственный. Это два. И
главное… — Инженер снова уставился на скатерть. — Он тоже состоит в
связи с вами, сударыня. Это три.
У Смерти дёрнулась щека, как от боли.
— Снова не про то говорите, — резко
сказала она. — Объясните лучше, как Князя с Очком выманить. Они оба волки
бывалые, сами в загон не пойдут.
— А я? — встрепенулся Скорик, до
которого вдруг дошло, что ему надо будет в одиночку с самим Упырём
тягаться. — Он меня и слушать не станет! Вы знаете, он какой? Он меня
велит за ноги взять да разодрать на две половинки! Кто я ему? Сикильдявка!
Никуда он со мной не пойдёт!
— Не пойдёт, а бегом побежит, это уж моя
з-забота, — ответил Сеньке господин Неймлес, а смотрел при этом на
Смерть. — Да и не придётся вам двоим никого никуда заманивать. Только
встретить и сопроводить к назначенному месту.
— Что за место такое? — спросила
Смерть.
Вот теперь инженер, наконец, повернулся к
Скорику, да ещё руку ему на плечо положил.
— Это место только один человек знает.
Как, Али-баба, выдашь нам свою пещеру?
Если б Эраст Петрович его при Смерти “бабой”
не обозвал, Сенька ещё, может, и не сказал бы. Только чего над серебром-златом
трястись, когда, может, вся жизнь на кону? А потом Смерть обратила на него свои
глазищи, брови чуть-чуть приподняла, словно удивляясь его колебанию… Это и
решило.
— Эх! — махнул он рукой. —
Покажу, не жалко! Знайте Сеньку Скорика!
Сказал — и так вдруг жалко стало: даже не
огромных тыщ, а мечту. Ведь что такое богатство? Не жратва от пуза, не сто пар
лаковых штиблет и даже не собственное авто с мотором силищей в двадцать
лошадей. Богатство — это мечтание о рае на земле, когда чего пожелаешь, то у
тебя и будет.
Тоже, конечно, брехня. К Смерти вон с какими
мильонами ни суйся, всё одно, как на Эраста Петровича, смотреть не станет…
Никто сумасшедшей Сенькиной щедростью не
восхитился, в ладоши не захлопал. Даже “спасибо” не сказали. Смерть просто
кивнула и отвернулась, будто иначе и быть не могло. А господин Неймлес встал.
Тогда идёмте, говорит. Не будем время терять. Веди, Сеня, показывай.
* * *
В подземной зале, где несколько часов тому
Проха хотел выдать старого приятеля на верную гибель, а заместо того сам
лишился жизни, мёртвого тела уже не было. Не иначе подвальные жители уволокли:
одежду-обувку снимут и голый труп после на улицу подкинут, обычное дело.
С Эрастом Петровичем и Смертью страшно не
было. Светя керосиновой лампой, Сенька показал, как вынуть камни.
— Тут только вначале пролезть узко, а
потом ничего. Иди себе, пока не упрёшься.
Инженер заглянул в дыру, потёр одну из плит
пальцем.
— Старинная кладка, много старше, чем
здание ночлежки. Эта часть Москвы похожа на слоёный п-пирог: поверх прежних
фундаментов построены новые, поверх тех ещё. Чуть не тысячу лет строились…
— Чего, полезли, что ли? — спросил
Скорик, которому уже не терпелось показать сокровища.
— Незачем, — ответил господин
Неймлес. — Завтра ночью п-полюбуемся. Итак, — обратился он к
Смерти. — Ровно в три с четвертью пополуночи будьте здесь, в зале. Придут
Князь и Очко. Увидят вас — удивятся, станут задавать вопросы. Никаких
объяснений. Молча покажете ход, камни будут уже отодвинуты. Потом просто ведите
их за собой, и всё. Вскоре появлюсь я, и начнётся операция под названием… Пока
не придумал, каким. Главное — не теряйте присутствия духа и ничего не бойтесь.
Смерть глядела на инженера не отрываясь. Что
сказать — он и в мигающем свете лампы был красавец хоть куда.
— Не боюсь я, — сказала она чуть
хрипловато. — И всё сделаю, как велите. А сейчас идёмте.
— К-куда?
Она насмешливо улыбнулась, передразнила его:
— Никаких объяснений. Не теряйте
присутствия духа и ничего не бойтесь.
И пошла из залы, не произнеся больше не слова.
Эраст Петрович в замешательстве взглянул на Сеньку, кинулся догонять. Скорик
тоже, только лампу подхватил. Чего это она удумала?
На крыльце дома, у самой двери, Смерть
повернулась. Лицо у ней теперь было не насмешливое, как в подвале, а словно бы
искажённое страданием, но все равно невыносимо красивое.
— Простите меня, Эраст Петрович.
Держалась, сколько могла. Может, сжалится Господь, явит чудо… Не знаю… Только
правду вы написали. Я хоть и Смерть, а живая. Пускай я буду злодейка, но больше
нет моих сил. Дайте руку.
