— И не говорите, — ещё горше
вздохнул Сергей Никифорович. — Сейчас не то что при вас. Верите ли,
никакого удовольствия от работы. Одной результативности требуют, а
доказательность никого не заботит. О торжестве справедливости и вовсе говорить
нечего. У начальства другие заботы. Между прочим, — понизил он
голос, — я не стал по телефону… Ваше пребывание в Москве не составляет
тайны. Я по случайности видел на столе у полицмейстера секретное предписание
установить ваше местопребывание и организовать негласную слежку. Кто-то вас
видел, узнал и донёс.
Эраст Петрович этому известию нисколько не
расстроился, а даже, кажется, был польщён:
— Немудрено, меня в Москве, знают многие.
И, видно, не забывают. Благодарю вас, Субботин. Я знаю, как вы рисковали, и
ценю. П-прощайте.
Он пожал очкастому руку, а тот сконфуженно
пробормотал:
— Ерунда. Вы бы все же поосторожней… Кто
их знает, что у них на уме. Его высочество злопамятен.
У кого “у них” и что за “высочество”, Сенька
не понял.
* * *
Из Самшитовского двора вышли переулком в
Лубянский проезд, оттуда повернули к скверу.
У первой же скамейки Эраст Петрович жестом
пригласил: присядем.
Сели. Сенька посерёдке, эти двое по бокам.
Чисто арестант под конвоем.
— Ну-с, господин Шопенгауэр, —
повернулся к нему Эраст Петрович. — Поговорим?
— А чего я-то? — пробурчал Скорик,
предвидя нехорошее. — Я знать ничего не знаю.
— Дедукция доказывает обратное.
— Кто-кто? — обрадовался
Сенька. — Я Дедукции вашей в глаза не видывал. Врёт она всё, стерва!
Эраст Петрович дёрнул углом рта.
— Эта дама, Скориков (давайте я уж лучше
буду вас так называть), никогда не врёт. Помните серебряную копейку
семнадцатого столетия, которую я нашёл в кармане убитого Синюхина? Разумеется,
помните — вы тогда ещё подчёркнуто ею не заинтересовались. Откуда у нищего
к-каляки этакая нумизматическая диковина? Это раз. Идём далее. На месте
убийства вы, Скориков, старательно отворачивались, а то и зажмуривались, хотя,
по Масиным наблюдениям, отсутствием любопытства не страдаете. Изумления и
ужаса, естественных при подобном зрелище, тоже не проявляли. Согласитесь,
странно. Это два. Далее. В тот день у вас в кармане, как и у Синюхина, позвякивало
серебро, и довольно звонко. Судя по звуку, монеты были мелкие, каких в наши
времена не чеканят. А в руке вы несли палку из чистого серебра, что совсем уж
необычно. Откуда серебряные россыпи у вас, хитровского г-гавроша? Это три.
— Обзываетесь, да? На “гэ” сироту
ругаете? — набычился Сенька. — Грех вам. А ещё приличный господин.
Маса двинул его локтем в бок:
— Когда господзин говорит “это радз, это
два, это три”, помаркивай. Дедукцию спугнёсь.
Скорик по сторонам оглянулся — никакой дамы
вокруг не было. Кого спугивать-то? Однако на всякий случай язык прикусил. Это
сенсей пока легонько локотком пихнул, а там может и посерьёзней шарахнуть.
Эраст Петрович продолжил, будто его и не
перебивали:
— Хоть я и не собирался расследовать это
преступление, потому что занят совсем д-другим делом, но ваше поведение меня
заинтриговало, и я поручил Масе присмотреть за вами. Однако новое жестокое
убийство, о котором мне нынче ночью сообщил мой давний сослуживец, изменило мои
намерения. Я должен вмешаться в эту историю, потому что власти явно не в силах
найти убийцу. Следствие даже не видит, что эти преступления — звенья одной
цепи. Почему я так считаю, хотите вы спросить? — Ничего такого Сенька
спросить не хотел, однако спорить со строгим человеком не стал. Пускай говорит. —
Дело даже не в том, что от Маросейки до Хитровки, где убили Синюхиных, пять
минут хода. В обоих этих злодеяниях налицо две п-принципиально сходные черты,
встречающиеся слишком редко для того, чтобы их можно было счесть случайным
совпадением. Убийца явно преследует некую грандиозную цель, ради которой не
отвлекается на мелочи вроде цепочек и медальончиков из витрины ювелирной лавки.
Это раз. А ещё впечатляет дьявольская осторожность, понуждающая преступника не
оставлять никаких свидетелей, ни единого живого существа, даже такого
безобидного, как трехлетний младенец или п-птица. Это два. Ну, а теперь о вас,
Скориков. Я совершенно уверен, что вы многое знаете и можете мне помочь.
Сенька, настроившийся дальше слушать про
душегуба, от такой неожиданной концовки вздрогнул, поёжился под пристальным
взглядом голубых глаз, крикнул:
— Ну завалили ювелира этого, а я при
чем?!
Маса снова двинул его локтем, уже сильней.
— Про сопривого марьтиську забыр? Который
на тебе рубрь заработар? Он видер, как ты в равку серебряные парки носир.
Понял Скорик: не отпереться, потому перешёл с
базарного крику на хныканье:
— Чего надо-то, спрашивайте толком… А то
пужают, ребры локтем бьют…
— Б-бросьте прибедняться, — сказал
Эраст Петрович. — Маса характеризует вас самым лестным образом. Говорит,
что вы нежестокосердны, что у вас пытливый ум, и — самая ценная человеческая
черта, что вы стремитесь к самоусовершенствованию. Раньше, до этого последнего
преступления, Маса просто спрашивал вас, не надумали ли вы поделиться с нами
вашей тайной. Он был уверен, что рано или поздно заслужит ваше доверие и вы
захотите облегчить перед ним д-душу. Теперь же ждать некогда. Я требую от вас —
уже безо всякой деликатности — ответа на два вопроса. Первый: чего ищет убийца?
И второй: что вам известно об этом человеке?
Маса закивал головой давай, мол, не трусь,
говори.
Ну, Сенька всё и рассказал — как на духу. И
про колоду, и про Очка, волчину мокрушного, и про Смерть, и про то, что Князь
его, Сеньку, из-за ревности извести хочет.
Ну, то есть, не совсем, конечно, все. Про клад
уклончиво помянул — мол, вроде есть такой, а правда ли, нет ли, то ему,
Скорику, неведомо. Ну так ведь и на духу тоже не совсем уж всю правду говорят,
верно?
— Значит, по-вашему, Скориков, выходит,
что Синюхина этот самый Князь с валетом истребили, желая выпытать тайну
клада? — спросил Эраст Петрович, дослушав не очень складный Сенькин
рассказ. — А к антиквару Князь наведался, чтобы узнать ваш адрес?
— Само собой. Проха ему донёс, крысёнок.
Видел он меня подле лавки, я же говорил! Потому и не пограблено ничего, что
Князю мелкие цацки — тьфу. Ему до меня добраться нужно.
— А вы уверены, что Князь вас ищет из
одной лишь ревности? — Эраст Петрович наморщил гладкий лоб, будто не
совсем что-то понимая. — Может, вы ему из-за к-клада нужны?
