– Ну ты и сволочь!
Сима обернулась на крик. Смирно сидевший до этого Илья вдруг оттолкнулся от спинки кресла и неуклюже, словно больной кенгуру, прыгнул на Романа.
Она закричала.
Какая глупость! Чего он хотел добиться со связанными руками и ногами? Зачем?..
– Надо же! – Роман выбросил вперед правую руку с зажатым в ней электрошокером. Секунда – и Илья рухнул к его ногам. – А ты, кончай орать, – сказал он беззлобно и перешагнул через неподвижное тело.
Сима не сразу поняла, что этот высокий, вибрирующий звук – ее собственный крик.
По щекам катились слезы. Она не могла их стереть и просто слизывала с губ горячие, соленые капли.
Зачем Илья так подставился?! Почему оставил ее совсем одну?! Это нечестно…
– Я думал, что он умнее. – Роман пнул Илью носком ботинка. – Как можно с таким низким айкью руководить целой фирмой?!
В голове вдруг что-то щелкнуло… Сима перестала дышать.
Макс! Они ничего не сказали про ее ребенка…
– Роман… – прохрипела она.
– Слушаю вас, моя прекрасная леди? – Он подошел к ее креслу, присел на подлокотник. – Я весь внимание.
– Что будет с моим сыном? – Она уже знала ответ, но все еще продолжала надеяться.
– Извини, – он равнодушно пожал плечами, – мальчишку тоже придется устранить.
– Нет! Не надо! Умоляю вас! Он ведь ребенок! Он совершенно ни при чем!
– Еще как «при чем»! – возразил Роман. – Как же ты не понимаешь?!
– Ты не говорил, что мальчика придется убить. – Вадик, все это время безучастно сидевший на диване, поднял голову. – На убийство ребенка я не пойду. Не возьму грех на душу.
– Конечно, – согласился Роман. – Не бери. Зачем тебе грех? Грех я возьму на себя, за пятьдесят процентов.
– Но ведь ребенок…
– Этот ребенок – прямой наследник, дурья твоя башка! Сечешь? Нет, мальчика в живых оставлять никак нельзя.
– Я вам и так все отдам! Перепишу на вас все имущество, все ценные бумаги, только не трогайте Максима! – Сима хваталась за соломинку.
– По-человечески я тебя понимаю, – Роман покачал головой, – материнский инстинкт и все такое… Но и ты нас пойми. Зачем нам рисковать, если все можно сделать самым наилучшим образом? Знаешь, кое-что я могу тебе пообещать. Твоему мальчику не будет больно. Он умрет во сне, ничего не почувствует. Доза снотворного чуть больше – и все, одним ангелочком на небе станет больше. – Он рассмеялся.
Сима закричала – громко, надрывно. Крик задушил смех, подмял его под себя.
Удар по лицу не привел ее в чувство. Ей казалось, что она теряет рассудок, медленно соскальзывает в пропасть безумия.
Второй удар оказался сильнее. Ее голова дернулась, в шее что-то хрустнуло. Крик оборвался.
– Вот так-то лучше. Не люблю истерики.
Сима смотрела на чудовище в человеческом обличье дикими, полубезумными глазами. Реальность ускользала от нее, просыпалась как песок сквозь пальцы…
11
Илья знал, что будет очень больно. Мысленно он настраивался на боль, готовился к встрече с ней. Возможно, поэтому он пришел в себя довольно быстро. Теперь все зависело от того, хватит ли у него времени.
Илья приоткрыл один глаз – Вадик полулежал на диване и, казалось, спал.
– …твоему мальчику не будет больно. Он умрет во сне, ничего не почувствует. Доза снотворного чуть больше – и все, одним ангелочком на небе станет больше…
Послышался смех, потом крик, потом звук удара и еще один… Крик захлебнулся, в комнате повисла тишина.
Илья сжал челюсти. Позже. Он разберется с этим нелюдем позже, если успеет… Сейчас нужно от всего отключиться и начать наконец действовать.
Онемевшими пальцами Илья нащупал отогнутый край жестяного листа. Несколько лет он собирался прибить его, но все руки не доходили. Может, теперь эта его безалаберность спасет им жизни.
Илья практически сразу понял, что в живых их не оставят – ни его, ни Симу, ни мальчика. Нужно было что-то срочно предпринимать. Но что? Он беспомощен, как младенец, связан по рукам и ногам. А у этих выродков, кроме шокера, наверняка есть еще оружие. У него имелось одно-единственное преимущество – он был на своей территории. В своем доме он знал каждый утолок, каждую трещинку.
Когда долговязый зацепился за отогнутый край жестяного листа перед камином, Илья понял, в каком направлении ему следует двигаться. Двигаться следует к камину, и как можно быстрее.
Край жести оказался довольно острым. Илья прижал к нему обмотанные скотчем запястья. Неловкое движение – и металл до крови оцарапал кожу.
– …Ну что? Успокоилась? – Голос долговязого змеей вполз в уши. – Надеюсь, я достаточно внятно объяснил, почему твоего мальчика придется убить? Согласно моему плану Северин так сильно тебя ненавидел, что не пощадил и твоего ребенка.
После долгих мгновений абсолютной тишины вдруг послышался хриплый, придушенный смех:
– Гениальный план, говоришь?
Илья не сразу понял, что этот полусумасшедший смех и этот безжизненный голос принадлежат Симе.
– Твой гениальный план никуда не годится, потому что ты не учел один очень важный момент. – Она снова засмеялась.
Последнее усилие – и скотч с легким треском поддался. Илья осторожно пошевелил затекшими пальцами, подождал, пока восстановится кровообращение и медленно, сантиметр за сантиметром, придвинулся вплотную к каминной решетке. Пальцы заскользили по чугунным прутьям.
Один, два, три, четыре, пять…
Точно. Память не подвела – пятый прут был закреплен ненадежно, и, приложив незначительное усилие, его можно было вынуть из гнезда. Нужно действовать быстро, пока Симин смех заглушает посторонние шумы.
Илья потянул за прут. В этот момент раздались грубая ругань и звук удара. Смех оборвался.
Прут, увенчанный острой пикой, уже был в руках у Ильи.
– Илья никогда не поднял бы руку на Максима. – Голос Симы был едва слышен.
– Это почему же, позволь полюбопытствовать?
– Потому что он его отец…
Прут скользнул в рукав свитера, острым концом оцарапав предплечье. Илья не почувствовал боли, он весь превратился в слух.
– Маленькая интрижка закончилась моей беременностью. Макс родился ровно через восемь месяцев после того, как я рассталась с его отцом. Ребенок – вот причина нашей вражды. Он хотел отнять у меня Макса!
Сима блефовала, пыталась убедить похитителей, что он знал о существовании сына. Это понятно. Неясно одно: говорила ли она правду? Действительно ли мальчик – его сын?
Стоп! Сейчас нельзя об этом думать. Сейчас нужно думать, как спасти свою… семью.
