Ко времени получения почты я, в дорожном костюме и шляпе, явился в кафе на углу Сити-роуд и Денмарк-сквер. На противоположной стороне улицы находилась контора, куда должны были доставить мою посылку. Поодаль, за пыльным газоном, виднелся дом № 23. Нацепив на нос приобретенные у оптика роговые очки с простыми стеклами, я вел пристальное наблюдение за происходящим вокруг и, не щадя желудка, поглощал одну чашку кофе за другой. Люди входили и выходили через тяжелую дверь, по разные стороны которой висели таблички с надписями «Толкайте» и «Тяните». Но посетители меня не интересовали: я высматривал коричневый сверток, перевязанный голубой лентой. Нести его мог кто угодно, мужчина или женщина. Скорее всего, за посылкой должен был прийти мистер Джабез Уилсон, если только Алкер или другой преступник не опередит его, выдав себя за адресата. Напрасное ожидание тянулось почти до пяти часов пополудни. Вдруг, к своему крайнему недоумению, я увидел самого Шерлока Холмса. Он был в темном костюме и шляпе и уверенно шагал через Денмарк-сквер к почтовой конторе, явно привлекая к себе внимание. Почему он, несколько дней тщательно скрывавшийся, вдруг решил себя выдать?
Из боязни навредить другу, я, невидимый за спинами посетителей, остался сидеть за чугунным столиком под жестяным навесом кафе. Холмс вышел из конторы с посылкой в руках, но не свернул на Денмарк-сквер, а направился по Сити-роуд в сторону улицы Мургейт, где располагалась станция метро. Как раз в это время на тротуары Сити высыпали торговцы и клерки, спешащие по домам. Я встал и, не успев выйти из кафе, увидел человека, который, без сомнения, был старшиной Алкером. Он не слишком походил на шпиона, следившего за Холмсом на Пэлл-Мэлл, пока тот исполнял роль ветерана Афганской кампании. И все-таки чутье подсказывало мне, что это тот же тип. Я пригляделся внимательнее: на его широком лице застыло выражение улыбки, но глаза были холодными и настороженными. Старшина не отличался ростом, однако сложение имел плотное, а в руках угадывалась сила, которая наверняка позволяла ему легко усмирять несчастных, пытавшихся продлить себе жизнь хоть на несколько судорожных вдохов. Если верить официальной биографии Алкера, он надел петлю на шею семи убийцам, трем мятежным матросам тихоокеанской эскадры и несметному множеству китайских и индийских повстанцев. Несмотря на мягкую погоду, старшина кутался в темное пальто с поднятым воротником.
Мое внимание ненадолго отвлек кривоногий человечек с багровым лицом, поднявшийся из-за соседнего столика. Но он направился в противоположную сторону, будучи, по всей вероятности, обыкновенным праздношатающимся выпивохой.
На шумной торговой улице, слишком оживленной в этот час, Холмс вряд ли мог заметить, что его кто-то преследует. Мой друг, ни разу не обернувшийся, был сейчас в смертельной опасности, и все же внутренний голос не велел мне спугивать врага. В кармане я держал револьвер, но стрелять с такого расстояния не посмел бы, боясь ранить кого-нибудь из неповинных прохожих. Алкеру же ничего не стоило, приблизившись к Шерлоку Холмсу в людской гуще, всадить ему нож меж ребер.
Работая локтями, я занял позицию футах в десяти от Алкера и зашагал сзади. Даже если бы старшина оглянулся, то наверняка не узнал бы меня. Да и не будет он крутить головой по сторонам, чтобы не упустить намеченную жертву. Мы прошли сквозь поток грохочущих повозок и приблизились к станции. К тому моменту я не сомневался, что сообщников Алкера поблизости нет.
Старшина был всего лишь грубым животным, не лишенным, однако, первобытной хищной повадки. Он выбрал место на многолюдной платформе неподалеку от Холмса, чтобы втиснуться в следующий вагон. Несколько раз мой друг из предосторожности менял дислокацию, но всякий раз его маневр оказывался недостаточно ловким. Обмануть терпеливую ненависть невидимого врага не удавалось.
Не имея ни малейшего представления о том, куда мы держим путь, я купил самый дорогой билет, чтобы сойти, где потребуется. Итак, Холмс, старшина и я расположились в трех соседних вагонах. Мне нельзя было приближаться к Шерлоку (это могло бы нас выдать), и вместе с тем я был уверен, что должен перехитрить Алкера.
Если мы направлялись на Бейкер-стрит, то, несомненно, наиболее длинный и долгий путь пролегал через Тауэр-Хилл, Вестминстер и Кенсингтон, минуя унылые западные окраины, Паддингтон и Мэрилебон. «Холмс, должно быть, знает, что делает. Да и ничего с ним не случится, пока Алкер сидит в другом вагоне», — утешал я себя. На каждой станции я внимательно следил за выходящими. Когда мы подъехали к Кенсингтону, я увидел, что Холмс шагнул на платформу и не спеша двинулся к выходу. Кенсингтон, по-моему, вовсе не имел касательства к нашему делу. Возможно, это был стратегический ход? Мой друг даже не оглянулся на Алкера, который устремился за ним, соблюдая дистанцию. Пропустив вперед нескольких пассажиров, я тоже вышел.
Это двойное преследование напоминало фарс, и финал его, как вскоре выяснилось, был смертельным. Огибая круглую громаду Альберт-холла и мемориал принца Альберта, я без труда удерживал в поле зрения Холмса и его «тень». Неожиданно мой друг, не догадываясь о том, как близко подошла к нему погибель, совершил ужасную ошибку. В сгущающихся сумерках он свернул к Воротам Александры. Перед нами простирался огромный неосвещенный Гайд-парк. Чтобы выйти на улицу, ведущую к дому, мы должны были пересечь его. Но солнце уже село: вскоре деревья, кусты и лужайки погрузятся во мрак, и более подходящего места для убийства будет не сыскать.
Тропинки быстро пустели. Фотограф выкатывал из ворот свою черную полотняную будку. Нарядные дети с лентами на шляпках возвращались с прогулки в сопровождении гувернантки, неся игрушечную яхту, которую пускали в Круглом пруду Кенсингтон-гарденс. Алкер беспрепятственно следовал за Холмсом, петляя среди бесчисленных лавров и рододендронов. Сперва мы шли параллельно аллее Кенсингтон-Гор. Затем Холмс повернул, как будто совершенно позабыв об осторожности и вознамерившись пересечь Роттен-роу. Он шагал неспешно, с задумчивым видом, под мышкой у него все так же торчал сверток. Казалось, мой друг совершает самоубийство.
Я достал из кармана пистолет, пряча его в рукаве. За дальними деревьями брезжили огни: в верхних этажах роскошных домов на Парк-лейн уже зажегся свет. Скоро станет слишком темно, чтобы стрелять. Тогда мне останется лишь наброситься на Алкера. Его фигура маячила на лужайке ярдах в сорока от Холмса, а я крался на таком же расстоянии от него. Наконец перед нами появилась широкая коричневая полоса Роттен-роу, обсаженная каштанами. В шестидесятые годы прошлого столетия это место облюбовали «прелестные маленькие наездницы»
[12]
, укрощавшие не столько лошадей, сколько мужские сердца. Но и в наши дни Роттен-роу не утратила своего блеска: воскресным утром по ней торжественно следует так называемый церковный парад
[13]
— открытые экипажи с кучерами и грумами, щеголяющими в ливреях и шелковых шляпах, — а в будни здесь галопируют, поднимая облака пыли, конные полки.
