«А где твоё-то оружие?» – тоже жестом спросил Фандорин.
Комиссар сначала не понял. Потом, коротко улыбнувшись,
протянул веер. Оказалось, что веер не бумажный и не картонный, а стальной, с
остро наточенными краями.
«Подожди, я первый», – велел Иваока.
Беззвучно переместился вдоль кустов, обходя сацумцев сзади.
Вот он появился у них за спиной: лицо сосредоточено, колени
полусогнуты, ноги бесшумно переступают по земле.
Самураи его не видели и не слышали – смотрели только в
затылок своему старшему, а тот наблюдал за происходящим на лестнице.
Суга лицедействовал вовсю: орал, размахивал руками, даже
пару раз стукнул «бродягу» веничком по загривку. «Мико» стояла чуть сбоку от
Горбуна, скромно потупив взор.
Эраст Петрович приподнялся, начал раскачивать аркан.
Ещё секунда – и начнётся.
Иваока свалит одного, схватится со вторым. Услышав шум, Суга
с Асагавой скрутят горбатого. Дело титулярного советника – метко набросить
петлю да потуже затянуть. Фокус при известной сноровке нехитрый, а сноровка у
Эраста Петровича имелась: за многомесячное сидение в турецком плену от скуки и
безделья напрактиковался. Сработано будет чисто.
Он так и не понял, что произошло: то ли Иваока был
недостаточно осторожен, то ли сацумец обернулся по случайности, но так или
иначе «чисто сработать» не получилось.
Последний из самураев, самый молодой, оглянулся, когда комиссару
оставалось до него шагов пять. Реакция у парня была просто фантастическая.
Ещё не завершив поворота головы, он взвизгнул и рванул
клинок из ножен. Двое остальных, будто выкинутые распрямившейся пружиной,
отлетели от стены и тоже обнажили оружие.
Над головой Иваоки сверкнул меч, ударился о подставленный
веер, с лязгом и искрами отскочил. Комиссар чуть повернул кисть, раскрыл своё
странное орудие шире и чиркнул им по воздуху – словно играючи, однако стальной
край задел сацумца по горлу. Брызнула кровь, и с первым противником было
покончено. Он рухнул наземь, схватившись руками за шею, и вскоре затих.
Второй смерчем налетел на Иваоку, но старый волк легко
увернулся от удара. С обманчивой небрежностью шлёпнул врага веером по запястью,
и меч выпал из рассечённой руки. Самурай нагнулся и подхватил катану левой
рукой, но комиссар нанёс новый удар, и сацумец повалился с расколотым черепом.
Всё это заняло какие-нибудь три секунды, Фандорин так и не
успел метнуть аркан. Стоял, описывая над головой свистящие круги, но сухорукий
двигался с такой быстротой, что выбрать момент для броска никак не удавалось.
Стальной клинок сшибся со стальным веером, и грозные
противники отскочили в разные стороны, закружили друг против друга, готовые к
новому прыжку.
Воспользовавшись тем, что сухорукий замедлил движение, Эраст
Петрович бросил петлю. Та рассекла воздух – но сацумец с места прыгнул вперёд.
Отбил веер, развернулся вокруг себя, присел и рубанул Иваоку по ногам.
Произошло ужасное: ступни комиссара ещё стояли, а отсечённые
лодыжки соскочили и уткнулись в землю. Старый служака покачнулся, но ещё до
того, как он упал, клинок рассёк его пополам – от правого плеча до левого
бедра. Тело осело бесформенной грудой.
Торжествуя победу, сухорукий застыл на месте всего на
секунду, не долее, но Фандорину этого хватило, чтобы сделать новый бросок, на
сей раз безошибочно точный. Широкая петля обвила плечи самурая. Дав ей
опуститься до локтей, Эраст Петрович затянул аркан, рванул его на себя так, что
сацумец завертелся вокруг собственной оси. Понадобилось всего несколько
мгновений, чтобы скрутить пленника и уложить на землю. Свирепо ощерившись, тот
корчился, даже пытался дотянуться до верёвки зубами, но поделать ничего не мог.
Суга и Асагава приволокли Горбуна, у которого кисти рук были
прикручены к щиколоткам, так что ни идти, ни стоять он не мог – отпущенный,
повалился на бок. Изо рта у него торчал деревянный кляп с тесёмками,
завязанными на затылке.
Вице-интендант подошёл к искромсанному комиссару, тяжело
вздохнул, но этим проявление скорби и ограничилось.
К Фандорину генерал обернулся уже с улыбкой.
– А про сигнал-то забыл, – весело сказал он,
показывая свисток. – Ничего, мы и без подмоги справились. Двух главных
негодяев взяли живьём. Это неслыханная удача.
Он остановился перед сухоруким. Тот уже не метался по земле
– лежал неподвижный, бледный, с зажмуренными глазами.
Суга сказал что-то резкое, презрительно пнул лежащего ногой,
потом взял за шиворот и рывком поставил на ноги.
Самурай открыл глаза. Никогда ещё Фандорин не видел в
человеческом взгляде такого звериного бешенства.
– Отличный способ, – сказал Суга, ощупывая петлю
аркана. – Нужно будет взять на вооружение. Теперь я понимаю, как турки
сумели взять вас в плен.
Титулярный советник промолчал – не хотелось разочаровывать
японца. На самом деле он попал в плен с отрядом сербских волонтёров, отрезанных
от своих и израсходовавших все патроны. По самурайским понятиям, им, видимо,
полагалось удавиться на собственных портупеях…
– Зачем это? – спросил Эраст Петрович, показывая
на кляп во рту Горбуна.
– Для того, чтобы он не вздумал…
Договорить Суге не удалось. Хрипло зарычав, сухорукий
коленом отшвырнул генерала в сторону, ринулся вперёд и с разбега приложился
лбом об угол храма.
Раздался тошнотворный хруст, и связанный рухнул лицом вниз.
Под ним быстро расплывалась красная лужа.
Суга присел над сухоруким, пощупал пульс на шее, безнадёжно
махнул рукой.
– Хами нужен для того, чтобы пленник не откусил себе
язык, – окончил за начальника Асагава. – Таких врагов мало взять
живыми. Нужно и потом не давать им умереть.
Потрясённый Фандорин молчал. Ему было совестно – и не только
за то, что плохо связал важного преступника. Ещё стыднее было за другое.
– Мне нужно вам кое-что сообщить, инспектор, –
покраснев, сказал он и отвёл Асагаву в сторону.
Подле единственного пленного остался вице-интендант:
проверил, хорошо ли затянуты верёвки. Удостоверившись, что все в порядке,
отправился осматривать храм.
Тем временем Фандорин, заикаясь больше обычного, признавался
инспектору в своём коварстве. Рассказал и про смолу, и про свои подозрения в
адрес японской полиции.
– Я знаю, что д-доставил вам много неприятностей,
повредил вам в г-глазах начальства. Прошу простить и не держать зла…
