Два десятка людей в чёрных ватных костюмах и проволочных
масках почём зря лупили друг друга бамбуковыми дубинами.
– Занятие по фехтованию. Обязательно для всех. Но нам
не туда, а в тир.
Инспектор завернул за угол и вывел гостей во двор,
поразивший Фандорина чистотой и ухоженностью. Особенно хорош был крошечный,
затянутый ряской прудик, в котором величественно описывал круги ярко-красный
карп.
– Мой помощник увлекается, – пробормотал Асагава,
кажется, не без смущения. – Особенно любит каменные сады… Пускай, я не
запрещаю.
Фандорин огляделся вокруг, ожидая увидеть какие-нибудь
изваяния, но высеченных из камня растений нигде не обнаружил – лишь мелкий
гравий, и на нем несколько грубых булыжников, расставленных безо всякой симметрии.
– Как я понимаю, это аллегория борьбы порядка и
хаоса, – кивнул доктор с видом знатока. – Недурно, хоть и несколько
прямолинейно.
Титулярный советник и сержант переглянулись. Первый
озадаченно нахмурился, второй ухмыльнулся.
Спустились под землю, в длинный погреб, освещённый масляными
лампами. Судя по мишеням и ящикам со стреляными гильзами, здесь находился
полицейский тир. Внимание Фандорина привлекли три соломенных чучела в
человеческий рост: каждое обряжено в кимоно, в руке бамбуковый меч.
– Почтительнейше прошу господина вице-консула
ознакомиться с моим планом. – Асагава покрутил фитильки на лампах, стало
светлее. – По моей просьбе господин вице-интендант Суга прислал двух
хороших стрелков из револьвера. Я проверил их на этих макетах, оба бьют без промаха.
Мы позволим сацумцам войти в годаун. Потом придём их арестовывать. Всего четыре
человека: один будет изображать старшего, трое – рядовых патрульных. Если
больше – сацумцы действительно могут покончить с собой, а тут они решат, что с
такой маленькой командой справятся без труда. Обнажат свои мечи, и тогда
«старший» упадёт на пол – его роль на этом кончается. Трое «патрульных» (это
двое токийцев и я) выхватывают из-под плащей револьверы и открывают огонь.
Стрелять будем по рукам. Таким образом, мы, во-первых, возьмём злоумышленников
с оружием, а во-вторых, не дадим им уйти от ответа.
Американец толкнул Эраста Петровича локтем в бок:
– Слыхали, Расти? Они будут палить по рукам! Не так-то
это просто, мистер Гоу. Известно, какие из японцев стрелки! План, может, и
неплох, но идти должны не вы.
– Кто же тогда, разрешите спросить? И, позвольте вам
напомнить, моё имя – Гоэмон.
– Окей, пусть будет Гоуэмон. Кто пойдёт дырявить жёлто…
ну этих, сацумцев? Во-первых, конечно, я. Скажите, Расти, вы метко стреляете?
– Довольно метко, – скромно сказал Эраст Петрович,
умевший с двадцати шагов вогнать одна в одну весь барабан – разумеется, из
длинноствольного оружия и с твёрдого упора.
– Отлично. А про вас, док, мы и так знаем – стреляете,
как скальпелем режете. Вы, конечно, человек вроде как посторонний и участвовать
в нашем шоу не обязаны, но если не побоитесь…
– Нет-нет, – оживился Твигс. – Я теперь,
знаете ли, стрельбы нисколько не боюсь. Попасть в цель гораздо легче, чем,
скажем, аккуратно зашить мышцу или наложить шов.
– Молодчага, Лэнс! Вот вам, Гоу, и трое «патрульных».
Одену Расти и Лэнса в форму, и будем как трое тупых муниципалов. Вас, так и
быть, возьмём четвёртым – вроде как переводчиком. Побалаболите с ними и рухнете
на пол, а остальное мы сделаем сами. Верно, ребята?
– Конечно! – с энтузиазмом воскликнул доктор,
очень довольный наметившимся приключением.
Эраст Петрович подумал: мужчина даже самой мирной профессии,
раз взяв в руки оружие, уже никогда не забудет этого ощущения. И будет
стремиться испытать его вновь.
– Прошу извинить за дотошность, но можно ли посмотреть,
насколько хорошо вы стреляете, джентльмены? – спросил Асагава. – Я,
конечно, не смею не верить вам на слово, но операция такая важная, я отвечаю за
неё и перед господином вице-интендантом, и перед самим господином министром.
Твигс потёр руки:
– Я что ж, я с удовольствием. Не одолжите мне один из
ваших замечательных кольтов, сэр?
Сержант вручил ему револьвер. Доктор скинул сюртук, остался
в одной жилетке. Слегка пошевелил пальцами правой руки, взялся за рукоятку,
тщательно прицелился и первой же пулей перебил одному из чучел соломенное
запястье – бамбуковый меч упал на пол.
– Браво, Лэнс!
Твигс поперхнулся от мощного шлёпка ладонью по спине. Но
инспектор покачал головой:
– Сэнсэй, при всем уважении… Разбойники не будут стоять
и ждать, пока вы прицелитесь. Это ведь не европейский поединок на пистолетах.
Нужно стрелять очень-очень быстро, да ещё учитывать, что ваш противник в этот
момент тоже будет двигаться.
Японец нажал ногой на какой-то рычаг, и манекены вдруг
закружились вместе с деревянным постаментом, будто на карусели.
Ланселот Твигс похлопал глазами, опустил револьвер.
– Нет… Я так не учился… Не смогу.
– Дайте я!
Сержант отодвинул врача. Встал враскоряку, слегка присел, стремительно
выхватил из кобуры «кольт» и выпалил четыре раза подряд. Одно из чучел
бухнулось с подставки, во все стороны полетели клочья соломы.
Асагава подошёл, нагнулся.
– Четыре дырки. Две в груди, две в животе.
– А вы как думали! Уолтер Локстон бьёт без промаха.
– Не годится, – Японец выпрямился. – Они
нужны нам живыми. Необходимо стрелять по рукам.
– Ага, попробуйте! Это только на словах легко!
– Сейчас попробую. Не затруднит ли вас покрутить
поворотный круг. Только, пожалуйста, побыстрее. А вы, господин вице-консул,
дайте команду.
Сержант разогнал манекенов так, что замелькало в глазах.
Асагава стоял, держал руку в кармане.
– Огонь! – крикнул Фандорин, и ещё не успел
произнести последний звук этого коротенького слова, как уже грянул выстрел.
Инспектор выпалил не целясь, с бедра. Оба чучела остались на
месте.
– Ага! – торжествующе возопил Локстон. –
Промазал!
Он перестал качать ногой рычаг, фигуры замедлили движение, и
стало видно, что у одной из них рука, к которой привязан меч, слегка
покривилась.
Доктор подошёл, нагнулся.
– Как раз в сухожилие. С такой раной живой человек не
смог бы удержать даже карандаш.
У сержанта отвисла челюсть.
