– Эти люди наняли капитана, чтобы сегодня перед
рассветом он снова отвёз их в Токио, даже заплатили з-задаток. Стало быть,
первое наше действие будет такое: мы отправимся к месту швартовки катера и
посмотрим, явятся сацумцы в назначенный час или нет. Если не явятся – значит,
им известно, что капитан мёртв. Тогда подозрение в их причастности к его смерти
укрепится. Это раз.
– Что толку-то? – пожал плечами сержант. –
Ну, укрепится. Где этих троих искать, вот в чем штука.
– Дочь покойного рассказала мне, что большинство
к-клиентов её отцу поставлял хозяин «Ракуэна». Полагаю, что и эти трое
договаривались не с капитаном, а с владельцем катера. Полной уверенности в этом
у меня нет, но не будем забывать, что подозрительный удар по шее был нанесён
именно в стенах «Ракуэна». Отсюда следственное действие номер два: если сацумцы
на причале не появятся, займёмся мистером Сэмуси.
Пока Локстон жевал сигару, обдумывая слова Фандорина, японец
уже поднялся.
– По моему скромному суждению, ваш план очень
хорош, – коротко сказал он. – Я возьму десять опытных полицейских.
Окружим причал и будем ждать.
– А я возьму шестерых ребят, всю ночную смену, –
встал и сержант.
Эраст Петрович подытожил:
– Итак, если сацумцы приходят, подозрение в смерти
капитана с них снимается. Мы передаём их японской полиции, пусть сама займётся
выяснением их личности и намерений. Если сацумцы не приходят, следствие
остаётся в компетенции консульства и м-муниципальной полиции…
– И, будьте уверены, мы добудем сукиных сынов хоть
из-под земли, – подхватил американец. – Прямо с причала отправимся к
горбатому япошке и вытрясем из него душу.
Всё-таки не удержался, вздрогнул на «япошку» Фандорин, хотел
сделать невоздержанному на язык сержанту замечание, но оказалось, что инспектор
Асагава и сам не намерен давать свою нацию в обиду.
– У японцев, мистер Локстон, душа запрятана глубже, чем
у белых. Её так просто не вытряхнешь, особенно у такого человека, как Сэмуси.
Он, конечно, акунин, но отнюдь не слабак.
– Кто-кто? – сдвинул брови Фандорин, услышав
незнакомое слово.
– Акунин – это как evil man или villain
[15]
, –
попробовал объяснить Асагава. – Но не совсем… Мне кажется, в английском
языке нет точного перевода. Акунин – это злодей, но это не мелкий человек, это
человек сильный. У него свои правила, которые он устанавливает для себя сам.
Они не совпадают с предписаниями закона, но за свои правила акунин не пожалеет
жизни, и потому он вызывает не только ненависть, но и уважение.
– Такого слова нет и по-русски, – подумав, признал
Фандорин. – Но п-продолжайте.
– Сэмуси, безусловно, нарушает закон. Это жестокий и
хитрый разбойник. Но он не из трусов – иначе не удержался бы на своём месте. Я
давно до него добираюсь. Два раза арестовывал: за контрабанду и по подозрению в
убийстве. Но Сэмуси – якудза новой породы. Он действует не так, как бандиты
прежних времён. Главное же, у него есть высокие покровители…
Асагава запнулся и умолк, словно поняв, что наговорил
лишнего.
Не хочет выносить сор из избы перед иностранцами, догадался
Фандорин и решил оставить дальнейшие расспросы на будущее, когда сойдётся с
инспектором ближе.
– Вот что я вам скажу, парни, – скептически
прищурился Локстон. – Ничего у нас не выйдет. Не докажем мы, что старого
куряку пришили. Это пальцем-то? Так не бывает.
– А бывает, чтобы от прикосновения, да ещё через
целлулоидный воротничок, на шее оставался след ожога? – парировал
Фандорин. – Ладно, спорить об этом рано. Отправляемся к причалу и ждём
сацумцев. Не дождёмся – будем работать с хозяином «Ракуэна». Но господин
Асагава прав – напролом тут действовать нельзя. Скажите, инспектор, у вас есть
агенты в штатском… ну, я хочу сказать, не в мундирах, а в к-кимоно?
Японец чуть улыбнулся.
– Кимоно – это парадная одежда. Но я понял ваш вопрос,
господин вице-консул. У меня есть очень хорошие агенты – и в японской одежде, и
в европейских сюртуках. Мы установим за Сэмуси негласное наблюдение.
– А я со слов моего слуги составлю подробный словесный
п-портрет человека, который дотронулся до шеи Благолепова. Но не будем забегать
вперёд. Может быть, сацумцы все-таки появятся?
* * *
Катер покойного капитана Благолепова был пришвартован на
отдалённом от Сеттльмента причале, среди рыбацких лодок.
За два часа до рассвета засада была расставлена. Японские
полицейские засели под настилом причала, на самом катере, на соседних
судёнышках. Локстон со своими констеблями расположился на берегу, в складском
помещении.
Было очень темно и очень тихо, лишь дышала бухта, да время
от времени из-за облаков ненадолго выглядывал месяц.
Сидеть на складе, с белыми полисменами, Эрасту Петровичу
показалось неинтересно. Он пожелал находиться рядом с Асагавой и его людьми, в
непосредственной близости от катера. Титулярному советнику и ещё четверым
полицейским достался пост под пирсом, по колено в воде. Через четверть часа
Фандорин начал мёрзнуть, ещё полчаса спустя у него уже зуб на зуб не попадал,
но приходилось терпеть, чтобы не осрамиться перед туземцами.
Когда меж досок причала просачивался лунный свет, молодой
человек принимался разглядывать своих молчаливых соседей. Ни у одного из них не
было огнестрельного оружия, да и холодного тоже – лишь длинные палки. Однако во
время потасовки в «Ракуэне» Эраст Петрович имел возможность наблюдать,
насколько действенно это орудие в руках мастера, и потому отнёсся к несолидной
экипировке японских полицейских с почтением.
Более всего чиновника поразило то, что из десяти человек,
приведённых Асагавой, четверо были в очках. Представить себе русского
городового в окулярах было совершенно невозможно – просто курам на смех. А у
японских служак, оказывается, считалось в порядке вещей. Не утерпев, Фандорин
потихоньку спросил инспектора, чем вызван этот странный феномен – не
физиологическим ли расположением нации к близорукости?
Инспектор ответил серьёзно и обстоятельно. Разъяснил, что
люди самурайского звания от рождения имеют склонность к чтению и
самообразованию. У полицейских же стремление к книжности особенно развито, что
полезно для службы, но вредно для зрения. Тем не менее подобные занятия
всячески поощряются начальством, ибо сейчас, во времена прогресса,
представители власти должны быть людьми образованными – иначе население
потеряет к ним уважение, а неуважение к представителям власти губительно для
общества.
