«Ресторан „Роза ветров“», прочёл Фандорин.
— Ресторан «Роза ветров», — сказали в
трубке. — Слушаю-с?
— Милейший, подзовите-ка мне господина Мирошниченко, он
сидит за столиком у окна, один, — попросил «Сен-Санс» мужским голосом.
— Сию минуту-с.
Долгое, на несколько минут, молчание. Потом на ресторанном
конце спокойный баритон спросил:
— Это вы?
— Как условились. Готовы?
— Да. Будем в час ночи.
— Там много. Без малого тысяча ящиков, —
предупредил пансион.
Фандорин стиснул трубку так, что побелели пальцы. Оружие!
Транспорт с японским оружием, не иначе!
— Людей достаточно, — уверенно сказал ресторан.
— Как будете переправлять? По воде?
— Разумеется. Иначе на что бы мне понадобился склад на
реке?
— Говорите, где склад.
В этот миг на столе перед Лисицким замигал лампочками
аппарат.
— Это экстраординарный, — шепнул офицер, схватив
рожок и крутанув рычаг. — Эраст Петрович, вас. Срочно. По-моему, ваш
слуга.
— Слушайте! — кивнул Фандорин в сторону трубки и
взял рожок. — Да?
— Господин, вы велели сообщить, если будет
интересно, — сказал Маса по-японски. — Тут очень интересно,
приезжайте.
Пояснять ничего не стал — видимо, в электротеатре было много
публики.
Между тем разговор между «Розой ветров» и «Сен-Сансом»
завершился.
— Ну что, назвал м-место? — нетерпеливо повернулся
инженер к Лисицкому. Тот сокрушённо развёл руками:
— Очевидно, в те две секунды, когда вы отложили трубку,
а я ещё не взял… Я слышал только, как этот, из ресторана, сказал: «Да-да,
знаю». Какие будут приказания? Послать в «Розу ветров» и «Сен-Санс» наряды?
— Не нужно. В ресторане вы никого уже не застанете. А
пансионом я займусь сам.
* * *
Летя в экипаже вдоль ночных бульваров, Фандорин думал о
страшной опасности, нависшей над древним городом — нет, над всем тысячелетним
государством. Чёрные толпы, вооружённые японскими (или какими там) винтовками,
стянут переулки удавкой баррикад. С окраин к центру поползёт бесформенное
кровавое пятно. Начнётся затяжная, лютая резня, в которой победителей не будет,
лишь мертвецы и проигравшие.
Главный враг всей жизни Эраста Петровича, бессмысленный и
дикий Хаос пялился на инженера бельмастыми глазами тёмных окон, скалился гнилой
пастью подворотен. Разумная, цивилизованная жизнь сжалась в ломкую проволочку
фонарей, беззащитно мерцающих вдоль тротуара.
Маса поджидал возле решётки.
— Я не знаю, что происходит, — быстро заговорил
он, ведя Фандорина вдоль пруда. — Смотрите сами. Плохой человек Мырников и
с ним ещё пятеро прокрались в дом вон через то крыльцо. Это было… двенадцать
минут назад. — Он с удовольствием взглянул на золотые часы, в своё время
подаренные ему Эрастом Петровичем к 50-летию микадо. — Я тут же вам
позвонил.
— Ах, как скверно! — с тоской воскликнул
инженер. — Этот шакал разнюхал и опять всё испортил!
Камердинер философски заметил:
— Все равно теперь ничего не поделаешь. Давайте
смотреть, что будет дальше.
И они стали смотреть.
Слева и справа от входа было по окну. Свет в них не горел.
— Странно, — прошептал Эраст Петрович. — Что
они там делают во мраке? Ни выстрелов, ни криков…
И в ту же секунду крик раздался — негромкий, но полный
такого звериного ужаса, что Фандорин и его слуга, не сговариваясь, выскочили из
своего укрытия и побежали к дому.
На крыльцо выполз человек, проворно перебирая локтями и
коленками.
— Банзай! Банзай! — вопил он без остановки.
— Пойдём! — оглянулся инженер на остановившегося
Масу. — Что же ты?
Слуга стоял, скрестив руки на груди, немое воплощение обиды.
— Вы обманули меня, господин. Этот человек японец.
Уговаривать его было некогда. Да и совестно.
— Он не японец, — сказал Фандорин. — Но ты
прав: тебе лучше уйти. Нейтралитет так нейтралитет.
Инженер вздохнул и двинулся дальше. Камердинер тоже вздохнул
и побрёл прочь.
Из-за угла пансиона один за другим вылетели три тени — люди
в одинаковых пальто и котелках.
— Евстратий Павлович! — галдели они, подхватив
ползущего и ставя его на ноги. — Что с вами?
Тот выл, рвался из рук.
— Я Фандорин, — сказал Эраст Петрович,
приблизившись.
Филёры переглянулись, но ничего не сказали — очевидно, в
дальнейших представлениях нужды не было.
— Мозга с мозги съехала, — вздохнул один, постарше
остальных. — Евстратий Павлович давно не в себе, наши примечали. А тут
совсем с резьбы сошёл…
— Японский бог… Банзай… Изыди, бес… — всё дёргался
припадочный.
Чтоб не мешал, Фандорин сжал ему артерию, и надворный
советник успокоился. Опустил голову, всхрапнул, повис на руках у своих
помощников.
— Пусть полежит, ничего с ним не случится. Ну-ка, за
мной! — приказал инженер.
Быстро прошёлся по комнатам, всюду зажигая электричество.
В квартире было пусто, безжизненно. Лишь в спальне билась и
трепетала занавеска на распахнутом окне.
Фандорин кинулся к подоконнику. Снаружи был двор, за ним
пустырь, сумрачные силуэты домов.
— Ушёл! Почему никого не поставили под окном? Это
непохоже на Мыльникова!
— Да стоял я, вон там, — принялся оправдываться
один из филёров. — Как услышал, что Евстратьпалыч кричит, — побежал.
Думал, выручать надо…
— Где наши-то? — изумлённо вертел головой
старший. — Мандрыкин, Лепиньш, Саплюкин, Кутько и этот, как его, ушастый.
Вдогонку что ль припустили, в окно? Так свистели бы…
Эраст Петрович приступил к более внимательному осмотру
квартиры. В комнате, что находилась слева от прихожей, обнаружил на ковре
несколько капель крови. Потрогал — свежая.
Повёл взглядом вокруг, уверенно направился к серванту,
распахнул приоткрытую дверцу.
Там, зажатый в столярных тисках, торчал небольшой арбалет.
Разряженный.
