Второй их разговор состоялся вечером, на том же самом месте,
только на сей раз собеседники сидели, развернувшись в противоположную сторону,
и смотрели, как солнце сползает на вершину соседней горы.
Тамба посасывал свою неизменную трубочку, но теперь дымил
сигарой и Фандорин. Самоотверженный Маса, нравственно страдая из-за того, что
проспал всю ночную баталию, потратил полдня на то, чтобы обеспечить господина
всем необходимым, – по подземному ходу, а потом при помощи канатного
подъёмника (имелся, оказывается, и такой) перетащил из разгромленного лагеря
багаж. На той стороне остался лишь нетранспортабельный «Royal Crescent
Tricycle», на котором в деревне всё равно ездить было некуда. Отпущенный на
свободу мул бродил по лугам, одурев от сочной горной травы.
– У меня к тебе просьба, – сказал Эраст
Петрович. – Научи меня своему искусству. Я буду усердным учеником.
Большую часть дня он провёл, наблюдая за тем, как
тренируются синоби, и насмотрелся такого, что на лице у титулярного советника
застыло глуповато-ошеломлённое выражение, совсем несвойственное ему в обычной
жизни.
Сначала Фандорин посмотрел, как играют дети. Малыш лет
шести, проявляя поразительное терпение, дрессировал мышь – учил её бегать до
блюдечка и возвращаться обратно. Каждый раз, когда мышь справлялась с заданием,
он отодвигал блюдечко дальше.
– Через несколько месяцев мышь научится одолевать
расстояние в четыреста и даже пятьсот ярдов. Тогда её можно будет использовать
для передачи секретных записок, – объяснил ниндзя по имени Ракуда,
приставленный к вице-консулу Тамбой.
«Ракуда» означало «верблюд», но на верблюда синоби совсем не
походил. Это был мужчина средних лет с пухлой, чрезвычайно добродушной
физиономией – про таких говорят «мухи не обидит». Он прекрасно говорил
по-английски – потому, верно, и был назначен к Эрасту Петровичу в
сопровождение. Предложил называть его «Джонатан», но звучное «Ракуда»
титулярному советнику нравилось больше.
Две девочки играли в похороны. Вырыли ямку, одна улеглась
туда, другая засыпала её землёй.
– Не задохнётся? – встревожился Фандорин. Ракуда,
посмеиваясь, показал на торчавшую из «могилы» тростинку:
– Нет, она учится дышать в четверть груди, это полезно.
Но больше всего молодого человека, конечно, интересовал
восьмилетний Яити, которого Тамба прочил себе в преемники.
Щупленький мальчонка – по виду, ничем не примечательный –
карабкался на стену дома. Срывался, обдираясь в кровь, лез снова.
Это было невероятно! Стена была дощатая, зацепиться
совершенно не за что, но Яити впивался ногтями в дерево, подтягивался и в конце
концов влез-таки на крышу. Уселся там, болтая ногами, показал Фандорину язык.
– Колдовство какое-то! – воскликнул тот.
– Нет, не колдовство. Это какэцумэ, – сказал
Ракуда и поманил мальчика.
Тот запросто спрыгнул с двухсаженной высоты. Показал руки, и
Эраст Петрович увидел на пальцах железные напёрстки с загнутыми когтями.
Попробовал с их помощью влезть на стену – не вышло. Какой же силой должны
обладать кончики пальцев, чтобы удержать вес тела!
– Идём, идём, – позвал его Ракуда. – Эцуко
будет убивать дайдзина. Интересно, получится у неё на этот раз или нет.
– Кто это – дайдзин?! – спросил Фандорин, входя за
провожатым в один из домов.
Там, в большой пустой комнате, находились четыре человека:
двое мужчин, скуластая девушка, а в стороне, у стены, сидел некто в кителе и
фуражке. Приглядевшись, Эраст Петрович увидел, что это кукла: в натуральную
величину, с нарисованным лицом и пышными прикленными усами.
– Дайдзин значит «большой человек», – шёпотом стал
объяснять Ракуда. – Эцуко должна его убить, а Гохэй и Тансин –
телохранители. Это такое испытание. Нужно его пройти, прежде чем попадёшь на
следующую ступень обучения. Эцуко уже два раза пробовала, не получилось.
– Вроде экзамена, да? – спросил титулярный
советник, с любопытством наблюдая за происходящим.
Рябой Гохэй и угрюмый, красномордый Тансин тщательно
обыскивали девушку, которая, очевидно, изображала просительницу, пришедшую на
приём к «большому человеку».
Обыск был настолько скрупулёзен, что Эраста Петровича
бросило в краску. Мало того, что «просительницу» раздели догола, но ещё и
прощупали все выемки её тела. Молоденькая Эцуко старательно исполняла роль –
униженно кланялась, робко хихикала, поворачивалась то так, то этак.
«Телохранители» прощупали снятую одежду, сандалии, широкий пояс. Вынули из
рукава курительную трубку – отобрали. В поясе обнаружили шитый мешочек с хаси,
деревянными палочками для еды, и нефритовый брелок. Палочки вернули, брелок,
покрутив туда-сюда, на всякий случай отняли. Заставили девушку распустить
волосы, вынули две острые заколки. Лишь после этого позволили одеться и
пропустили к дайдзину. Вплотную, однако, приблизиться не дали – встали между
ней и куклой: один справа, другой слева.
Эцуко низко поклонилась сидящему, сложив руки на животе. А
когда распрямилась, в руке у неё была деревянная хаси. «Просительница» сделала
молниеносное движение, и палочка впилась дайдзину прямо в нарисованный глаз.
– Ай, молодец, – похвалил Ракуда. – Вырезала
хаси из твёрдого дерева, заточила кончик, смазала ядом. Испытание пройдено.
– Но ей бы не дали уйти! Телохранители убили бы её на
месте!
Ниндзя лишь пожал плечами:
– Какая разница. Заказ ведь выполнен.
Потом Эраст Петрович видел упражнения по рукопашному бою, и
это впечатление, пожалуй, было самым сильным из всех. Он и не представлял, что
человеческое тело обладает такими возможностями.
К этому времени Маса закончил таскать вещи и присоединился к
своему господину. Хмуро наблюдал за акробатическими фокусами «крадущихся» и,
похоже, здорово ревновал.
Занятия проводил сам Тамба. Учеников было трое. На одного,
самого юного, смотреть было неинтересно: он всё время вставал и падал, вставал
и падал – то спиной, то ничком, то боком, то перекувырнувшись через голову.
Второй – тот самый рябой Гохэй, один из «телохранителей» дайдзина, –
пытался зарубить дзёнина мечом. Наносил изощрённые, коварнейшие удары, рубил и
сверху, и снизу, и по ногам, но клинок неизменно рассекал воздух. При этом
Тамба не делал ни одного лишнего движения, лишь слегка отклонялся в сторону,
приседал или подпрыгивал. Смотреть на эту забаву было страшно.
Третий ученик, вертлявый малый лет тридцати (Ракуда сказал,
что его зовут Оками), вёл бой с завязанными глазами. Тамба держал перед ним
бамбуковую дощечку, всё время меняя её положение, а Оками наносил по ней
безошибочно точные удары руками и ногами.
