Он рванул левую дверь – безуспешно, правую – то же самое.
Заперли, как зверя в клетку!
Но у зверя были клыки. Фандорин выхватил свой семизарядный
«герсталь» и завертелся вокруг собственной оси, уверенный, что одна из четырех
дверей сейчас откроется, и за ней окажется враг. Он даже знал, как этот враг
будет выглядеть: в чёрном обтягивающем наряде, с маской, закрывающей всё лицо,
так что видны только глаза.
И он в самом деле увидел чёрного человека без лица, но не
там, где ждал. Озираясь по сторонам, титулярный советник задрал голову – и
обмер. На потолке, прямо над Фандориным, лежал (да-да, вопреки всем законам
физики, именно лежал!) ниндзя, распластавшись по-паучьи. Два поблёскивающих
глаза в прорези между головным платком и маской смотрели прямо на вице-консула.
Эраст Петрович вскинул руку с револьвером, но пуля ударила в
доски – невообразимо быстрым движением синоби вцепился дипломату в дуло и успел
отвести его в сторону. Хватка у человека-паука была мёртвая.
Внезапно пол под ногами Фандорина провалился, и титулярный
советник, зажмурившись, рухнул вниз. «Герсталь» при этом остался в руке у
ниндзя.
Упал Эраст Петрович мягко – кажется, на подушки. Открыл
глаза, ожидая, что окажется в темноте, но в подвале горела лампа.
Напротив оглушённого падением Фандорина, подогнув ноги,
сидел сухонький старичок, курил длинную трубку с крошечным ковшиком на конце.
Выпустил голубоватое облачко, сказал:
– I wait and you come
[43]
.
Прищуренные глазки открылись пошире, блеснули неистовым
пламенем, будто два раскалённых угля.
Дерево – огонь —
Уголь – время – диамант.
И – колесница.
Смерть врага
В отличие от комнат, которые Фандорин видел наверху, подвал
выглядел обжитым и по-своему даже уютным. По полу действительно были разбросаны
подушки, на лаковом столике дымилась чашка чаю, а за спиной у страшного
старичка висела картина – портрет воина в рогатом шлеме, с луком в руках, в
зубах зажата стрела, сверкающие глаза грозно устремлены в небо.
Эраст Петрович вспомнил легенду о том, как великий Момоти
Тамба подстрелил фальшивую луну, но титулярному советнику сейчас было не до
древних преданий.
Кидаться на врага было бессмысленно – Фандорин слишком
хорошо запомнил две предыдущие схватки с дзёнином, закончившиеся самым
унизительным образом. Когда противник во стократ сильнее, у человека,
обладающего достоинством, остаётся лишь одно оружие – присутствие духа.
– Зачем ты похитил О-Юми? – спросил Эраст
Петрович, изо всех сил стараясь придать лицу бесстрастность (после только что
перенесённого потрясения это было трудно). Кое-как уселся на полу, потёр
разбитый кулак. Люк, в который свалился Фандорин, уже захлопнулся – над головой
желтел дощатый потолок.
– Я её не похищал, – спокойно ответил старик на
своём ломаном, но вполне понятном английском.
– Лжёшь!
Тамба не обиделся, не рассердился – сонно полуприкрыл веки.
– Ложь – моё ремесло, но сейчас я говорю правду.
Не вышло у Эраста Петровича с бесстрастием – охваченный
внезапным приступом слепой ярости, он рванулся вперёд, схватил старикашку за
тощую шею и затряс, уже не помня, что дзёнин может парализовать его одним
прикосновением пальца.
– Куда ты дел Юми? Где она?
Тамба не сопротивлялся, его голова моталась на тщедушных
плечах.
– Здесь. Она здесь, – услышал Фандорин и отдёрнул
руки.
– Где «здесь»?
– Дома. Мидори ждёт тебя.
– Какая ещё Мидори? – напряжённо сморщил лоб
титулярный советник. – Где моя Юми?
Старик, как ни в чем не бывало, заглянул в трубку, увидел,
что табак высыпался, и заложил новую щепотку. Надувая щеки, разжёг огонь и
только тогда сказал:
– Её настоящее имя Мидори. Она моя дочь. И я её не
похищал. Попробовал бы кто-нибудь такую похитить…
– А? – вот и всё, что смог вымолвить сражённый
Фандорин.
– Она всё решает сама. У неё отвратительный характер. Я
мягкий отец, она вертит мной как хочет. Настоящий Тамба такую дочь убил бы.
– В каком смысле «настоящий Тамба»? – Вице-консул
отчаянно тёр лоб, пытаясь собраться с мыслями. – А ты кто?
– Я его преемник в одиннадцатом колене. – Дзёнин
показал трубкой на портрет воина в рогатом шлеме. – Я обычный, слабый
человек, не то что мой великий предок.
– К черту г-генеалогию! – воскликнул Эраст
Петрович. – Где моя Юми?
– Мидори, – снова поправил одиннадцатый
Тамба. – Она правильно сказала про тебя: ты полузрячий, короткокрылый,
полуспелый. Взгляд острый, но проникает недалеко. Полет стремительный, но не
всегда точный. Ум острый, но не глубокий. Однако я вижу у тебя под левой скулой
тень кагэбикари, она свидетельствует о том, что ты ещё в самом начале своего
Пути и можешь измениться к лучшему.
– Где она?! – вскочил на ноги Фандорин, не желая
слушать эту чушь. Вскочил – и ударился головой о дерево, потолок для его роста
был низковат.
В макушке у вице-консула зазвенело, перед глазами поплыли
круги, но старик, назвавший себя отцом О-Юми, не прервал свою речь ни на
мгновение:
– Если б я вовремя заметил у тебя по краям лба шишки
инуока, я бы не напустил на тебя гадюку. Таких, как ты, не кусают собаки, не
трогают змеи, не жалят осы. Тебя любят вещи и животные. Ты человек очень редкой
породы. Поэтому я и приставил к тебе свою дочь.
Больше Эраст Петрович его не перебивал. О-Юми упоминала о
том, что её отец был непревзойдённым мастером нинсо! Неужели то, что он
говорит, правда?
– Мидори присмотрелась к тебе и подтвердила: да, ты
особенный. Такого убивать жаль. При правильном употреблении ты можешь принести
много пользы.
– Где она? – упавшим голосом спросил
Фандорин. – Я должен её видеть…
Тогда Тамба протянул руку к стене, нажал на что-то, и стена
отъехала в сторону.
В соседней комнате, ярко освещённой бумажными фонарями,
сидела О-Юми – в бело-красном кимоно, с высокой причёской. Совершенно
неподвижная, с застывшим лицом, она была похожа на прекрасную куклу. Эраста
Петровича отделяло от неё не более пяти шагов.
Сорвавшись с места, он бросился к ней, но О-Юми не
шелохнулась, и он не посмел её обнять.
