Командир шёпотом выругался по-японски, но смысл восклицания
был понятен: так я и знал, что от чёртова гайдзина не будет никакого прока.
– Попасть туда нельзя, – повторил Фандорин,
отползая от обрыва. – Но можно сделать так, что они сами оттуда вылезут.
– Как?!
Свой план вице-консул изложил на обратном пути:
– Скрытно расположить людей на горе, напротив трещины.
Дождаться, чтобы ветер задул в том направлении. Нужен сильный ветер, но в горах
это не редкость. Подожжём лес. Когда синоби увидят, что огонь может
распространиться на их островок, сами перекинут мост и вылезут на эту сторону –
тушить. Сначала перебьём тех, кто прибежит тушить огонь, потом по их же мосту
проникнем в деревню.
С многократными повторениями, переспрашиванием,
жестикуляцией изложение плана заняло всю обратную дорогу до лагеря.
Стемнело, тропинки было не видно, но Камата шёл уверенно и с
пути ни разу не сбился.
Наконец уяснив суть предложенной диспозиции, надолго
задумался.
Сказал:
– Хороший план. Но не для синоби. Синоби хитрые. Если
лес ни с того ни с сего загорится, заподозрят неладное.
– Почему же ни с того ни с сего? – Фандорин
показал на небо, сплошь затянутое чёрными тучами. – Сезон сливовых дождей.
Грозы часто. Особенно в горах. Видели, как часто в лесу попадаются обгоревшие
деревья? Это от молний. Обязательно будет гроза. Удар молнии – загорелось
дерево, ветер подхватил огонь. Очень просто.
– Гроза будет, – согласился командир. – Но
кто знает, когда? Сколько ждать? День, два, неделя?
– День, два, неделя, – пожал плечами титулярный
советник, подумав: «И чем дольше, тем лучше. У нас ведь с тобой, приятель,
интерес разный. Мне Юми спасать, тебе – „крадущихся“ перебить, а если вместе с
ними погибнет и она, что тебе за печаль. Мне нужно время, чтобы подготовиться».
– Хороший план, – повторил Камата. – Но мне
не годится. Я ждать неделю не стану. Два дня тоже не стану. У меня тоже план.
Лучше, чем у гайдзина.
– Любопытно, какой? – усмехнулся титулярный
советник, уверенный, что старый вояка бахвалится.
Донеслось приглушённое ржание, позвякиванье сбруи. Это
подтягивался караван, преодолевший ущелье под покровом темноты.
«Чёрные куртки» быстро сняли с мулов тюки и ящики. Затрещали
доски, в свете потайных фонарей заблестели стволы «винчестеров», лоснящиеся от
фабричной смазки.
– Про лесной пожар – это хорошо, это правильно, –
довольным голосом приговаривал Камата, следя за разгрузкой четырех большущих
ящиков.
В них оказалась разобранная горная пушка крупповского
производства. 2,5-дюймовая, новейшего образца – Эраст Петрович видел такие
среди трофеев, захваченных у турок во время недавней войны.
– Стрелять из пушки. Сосны загорятся. Синоби побегут.
Куда? На дне трещины поставлю стрелков. С другой стороны, где пропасть, тоже.
Пускай спускаются на верёвках – всех перестреляем.
Камата любовно погладил орудие по стволу.
Фандорин почувствовал, как по спине пробегает озноб. Именно
то, чего он боялся! Будет не тщательно разработанная операция по спасению
пленницы, а кровавая бойня, в которой уцелевших не останется.
Спорить со старым бандитом бесполезно – не послушает.
– Пожалуй, ваш план и в самом деле проще. –
Вице-консул сделал вид, что подавляет зевок. – Во сколько начнём?
– Через час после рассвета.
– Тогда нужно выспаться. Мы со слугой расположимся у
ручья, там посвежее.
Камата, не оборачиваясь, промычал. Кажется, он утратил
всякий интерес к гайдзину.
«Мёртвое дерево, мёртвое дерево», стучало в голове у
титулярного советника.
Быть красивыми
После смерти умеют
Только деревья.
Раскалённые угли
Добраться до соседней горы в темноте было нетрудно –
направление Фандорин запомнил.
На вершину тоже вскарабкались вслепую, знай лезь себе вверх,
а когда подниматься станет уже некуда, там, стало быть, и вершина.
Но вот определить, в какой стороне отколотая часть горы,
оказалось делом непростым.
Эраст Петрович и его слуга сунулись вправо, влево, раз чуть
не сорвались с кручи, да и круча, как выяснилось, была не та, что нужно – под
ней шумела речка, а на дне трещины никакой речки не имелось.
Неизвестно, сколько ещё времени они потратили бы на поиски,
но, по счастью, небо постепенно светлело: тучи уползали на восток, всё ярче
светили звезды, а вскоре выглянула и луна. После кромешной тьмы показалось,
будто над миром зажглась тысячесвечовая люстра, хоть книжку читай.
«Долгонько Камате пришлось бы ждать грозу», подумал Эраст
Петрович, ведя Масу к расщелине. Где-то недалеко заухал филин: не «уху, уху»,
как в России, а «уфу, уфу» – Это у него туземный акцент, потому что слога «ху»
в японской азбуке нет, подумал Эраст Петрович.
Вот оно, то самое место, и на той стороне обгоревшая сосна,
которую титулярный советник приметил ещё давеча. На неё, покойницу, была вся
его надежда.
– Нава
[41]
, – шепнул вице-консул
слуге.
Тот размотал длинную верёвку, обвязанную вокруг пояса,
подал.
Искусство бросать аркан, напоминание о турецком плене, опять
пришлось кстати. Фандорин завязал широкую петлю, утяжелил её походным заварным
чайничком из нержавеющей стали. Встал над чёрным обрывом, принялся высвистывать
над головой широкие круги. Чайник с жалобным звоном ударился о ствол, прогремел
по камням. Мимо!
Пришлось вытягивать аркан, скручивать, снова бросать.
Петля зацепилась за сук лишь с четвёртой попытки.
Другой конец верёвки вице-консул обмотал вокруг пня,
проверил, крепко ли держит. Двинулся было к расщелине, но Маса решительно
отпихнул господина, полез первым.
Лёг на спину, закинул свои короткие ножки на верёвку и
быстро-быстро пополз, перебирая руками. Аркан раскачивался, пень скрипел, но
бесстрашный японец ни на миг не останавливался. Пять минут – и он уже был на
той стороне. Вцепился в верёвку, натянул – чтоб Эраста Петровича меньше качало.
Посему путешествие через черноту титулярный советник совершил со всем возможным
комфортом, только немножко ободрал ладони.
Первая половина дела была сделана. Часы показывали три
минуты двенадцатого.
