Сцепление двух рук
– Мне нравится ваш Сирота, – задумчиво сказал Дон,
чиркнув спичкой и выпустив облачко дыма. – Настоящий японец. Цельный,
умный, надёжный. Мне давно хотелось иметь такого помощника. Все эти, – он
обвёл трубкой своё чёрное воинство, – хороши для драки и прочих простых
дел, не требующих дальновидности. Сирота из другой, куда более ценной породы. К
тому же он отлично изучил иностранцев, особенно русских. Это для моих планов
очень важно.
Чего Фандорин ожидал менее всего – так это внезапного
панегирика в адрес бывшего консульского письмоводителя, и потому слушал
насторожённо, не понимая, к чему клонит Цурумаки.
А тот попыхтел трубкой и в той же неторопливой манере,
словно рассуждая вслух, продолжил:
– Сирота дал вам очень точное определение: храбр,
непредсказуем и очень везуч. Это крайне опасное сочетание, потому и понадобился
весь этот театр. – Он кивнул в сторону сейфа, откуда струилось волшебное
сияние. – Но теперь всё меняется. Вы мне нужны. И нужны здесь, в Японии.
Никакой полиции не будет.
Дон отдал по-японски какое-то приказание, и Эраста Петровича
никто больше не держал. Чернокурточные выпустили его, поклонились хозяину и
один за другим вышли из комнаты.
– Потолкуем? – жестом показал Цурумаки на два
кресла у окна. – Скажите вашему человеку, чтоб не тревожился. Ничего
плохого с вами не случится.
Фандорин махнул Масе – мол, всё в порядке, и тот, с
подозрением покосившись на хозяина, неохотно вышел.
– Я вам нужен? Зачем? – спросил Фандорин, не
торопясь садиться.
– Затем, что вы храбры, непредсказуемы и очень везучи.
Но ещё больше я нужен вам. Вы ведь хотите спасти свою женщину? Так сядьте и
слушайте.
Вот теперь вице-консул сел, второй раз приглашать не
пришлось.
– Как это сделать? – быстро проговорил он. –
Что вам известно?
Дон почесал бороду, вздохнул.
– Рассказ будет долгим. Я не собирался перед вами
оправдываться, опровергать всю ту чушь, которую вы про меня навоображали. Но
раз нам предстоит общее дело, придётся. Попытаемся восстановить прежнюю Дружбу.
– Это будет непросто, – не удержался Фандорин.
– Знаю. Но вы умный человек и поймёте, что я говорю
правду… Для начала давайте внесём ясность в историю с Окубо, ибо началось всё
именно с неё. – Цурумаки смотрел собеседнику в глаза спокойно и серьёзно,
будто решив снять свою всегдашнюю маску весёлого бонвивана. – Да, министра
устранил я, но это наши внутрияпонские дела, до которых вам не должно быть
никакого дела. Я не знаю, Фандорин, как воспринимаете жизнь вы, а для меня она
– вечная схватка Порядка и Хаоса. Порядок норовит разложить всё по полочкам, прибить
гвоздиками, обезопасить и выхолостить. Хаос разрушает всю эту аккуратную
симметрию, переворачивает общество вверх дном, не признает никаких законов и
правил. В этой извечной борьбе я на стороне Хаоса, потому что Хаос – это и есть
Жизнь, а Порядок – это Смерть. Я отлично знаю, что, как все живущие, обречён:
рано или поздно Порядок возьмёт надо мной верх, я перестану барахтаться,
превращусь в кусок неподвижной материи. Но пока я жив, я хочу жить во всю силу,
чтоб вокруг меня дрожала земля и рушилась симметрия. Прошу прощения за
философию, но я хочу, чтобы вы правильно понимали, как я устроен и чего
добиваюсь. Окубо был само олицетворение Порядка. Одна голая арифметика и
бухгалтерский расчёт. Если бы я не остановил его, он превратил бы Японию во
второсортную псевдоевропейскую страну, обречённую вечно плестись в хвосте у
великих держав. Арифметика – наука мёртвая, потому что она берет в учёт лишь
вещи материальные. Но главная сила моей Родины в её духе, который не поддаётся
исчислению. Он нематериален, он всецело принадлежит Хаосу. Диктатура и
абсолютная монархия симметричны и мертвы. Парламентаризм анархичен и полон
жизни. Падение Окубо – это маленькая победа Хаоса, победа Жизни над Смертью. Вы
понимаете, что я хочу сказать?
– Нет, – ответил напряжённо слушавший
Фандорин. – Но продолжайте. Только, пожалуйста, п-перейдите от философии к
фактам.
– Что ж, к фактам так к фактам. Думаю, мне можно не
вдаваться в подробности операции – вы неплохо в них разобрались. Я
воспользовался помощью сацумских фанатиков и некоторых высокопоставленных
чиновников, которые смотрят на будущее Японии так же, как я. Жаль Сугу. Яркий
был человек, далеко бы пошёл. Но я на вас не в претензии – взамен вы дали мне
Сироту. Для русских он был мелким туземным клерком, я же из этого семечка выращу
замечательный подсолнух, вот увидите. И, может быть, вы с ним ещё помиритесь.
Трое таких друзей, как вы, я и он – это большая сила.
– Трое друзей? – повторил Эраст Петрович, сжимая
пальцами подлокотники. – У меня было трое друзей. Вы всех их убили.
Физиономия Дона расстроенно вытянулась.
– Да, это получилось очень неудачно… Я не приказывал их
убивать, лишь забрать то, что не должно было попасть в чужие руки. Я, конечно,
виноват. Но лишь в том, что не запретил их убивать, а «крадущимся» чем меньше
возни, тем лучше. Вот вас трогать я запретил, потому что вы мой друг. Поэтому
князька умертвили, а вас нет.
Титулярный советник вздрогнул. Это было похоже на правду!
Цурумаки не желал его смерти? Но если так, то вся выстроенная схема летит к
черту!
Эраст Петрович наморщил лоб и тут же восстановил логическую
цепочку:
– Ну да. Избавиться от меня вы решили позднее, когда я
рассказал вам о предсмертных словах Онокодзи.
– Да ничего подобного! – обиженно воскликнул
Цурумаки. – Я все устроил самым лучшим образом. Взял с Булкокса слово, и
он обещание выполнил, потому что он джентльмен. Потешил своё самолюбие,
покрасовался, поунижал вас перед публикой, но не изувечил и не убил.
– Неужели… неужели припадок был инсценировкой?
– А вы думали его что, гром небесный поразил? Булкокс –
человек честолюбивый. Зачем ему скандал с убийством? А так и честь спас, и
карьере не повредил.
Схема все-таки рухнула. Никто не собирался убивать Эраста
Петровича, да и счастливая звезда, оказывается, ни при чем!
Новость произвела на титулярного советника изрядное
впечатление, и всё же сбить себя с толку он не дал.
– А откуда вы узнали, что у меня и моих друзей имеются
опасные для вас улики?
– Тамба сообщил.
– К-кто?
– Тамба, – как ни в чем не бывало пояснил
Цурумаки. – Глава клана Момоти.
Фандорин окончательно перестал что-либо понимать.
