Лисицкий — писаный красавец с залихватски подкрученными
усами — и вправду оказался человеком дельным. В кустах просидел не впустую,
успел многое выяснить.
— Живут с размахом, — рапортовал он, иногда, на
польский манер, смещая ударение на предпоследний слог. — Электричество,
телефон, даже собственный телеграф. Ванная с душем! Два экипажа с чистокровными
рысаками! В гараже авто! Гимнастический зал с велосипедными снарядами! Прислуга
в кружевных фартучках! В зимнем саду вот такущие попугаи!
— Про попугаев-то вы откуда знаете? — не выдержал
Фандорин.
— Так я был там, — с хитрым видом сообщил
штабс-ротмистр. — Ходил в садовники наниматься. Не взяли — сказали, есть
уже. Но в оранжерею заглянуть позволили, там один у них — большой любитель
флоры.
— "Один"? — быстро переспросил
инженер. — А сколько их всего?
— Не знаю, но компания немаленькая. Я слышал с
полдюжины разных голосов. Между прочим, — со значением сообщил
Лисицкий, — между собой говорят по-польски.
— О чем? — вскричал подполковник. — Вы же
знаете язык!
Молодой офицер развёл руками:
— При мне ничего существенного не говорили. За что-то
хвалили Брюнета, называли «лихой башкой». Зовут его, кстати, Юзек.
— Это польские националисты из социалистической партии,
я уверен! — воскликнул Данилов. — Читал в секретном циркуляре. Они
спутались с японцами, те обещают в случае победы выговорить для Польши
независимость. Их предводитель недавно ездил в Токио. Как бишь его…
— Пилсудский, — сказал Эраст Петрович, разглядывая
дачу в бинокль.
— Да, Пилсудский. Видно, получил в Японии и деньги, и
инструкции.
— П-похоже на то…
На даче происходило какое-то движение. Блондин в рубашке без
воротничка и широких подтяжках, стоя у окна, кричал что-то в телефонную трубку.
Раз, другой громко хлопнула дверь. Донеслось конское ржание.
— Похоже, к чему-то готовятся, — шепнул на ухо
инженеру Лисицкий. — Уж с полчаса, как зашевелились.
— Не больно-то с нами церемонятся господа японские
шпионы, — рокотал во второе ухо подполковник. — Конечно, наша
контрразведка работает из рук вон, но это уж наглость: обустроиться с таким
комфортом, в пяти минутах от Николаевской железной дороги. Зацапать бы их, голубчиков,
прямо сейчас. Да жаль, не наша юрисдикция. Охранные с губернскими потом живьём
сожрут. Если б в полосе отчуждения — другое дело.
— А мы вот что, — предложил штабс-ротмистр, —
вызовем наш взвод, обложим дачу, а брать сами не будем, сообщим в полицию.
Тогда не придерутся.
Фандорин в дискуссии участия не принимал — вертел головой,
что-то высматривая. Воззрился на свежеструганный столб, торчащий на обочине.
— Телефонный… Послушать бы, о чем толкуют…
— Каким образом? — удивился подполковник.
— Да отвод сделать, от с-столба.
— Простите, Эраст Петрович, но я ничего в технике не
смыслю. Что такое «отвод»?
Однако Фандорин ничего объяснять не стал — он уже принял
решение.
— Тут ведь близко платформа нашей Николаевской
д-дороги…
— Так точно, Петровско-Разумовский полустанок.
— Там должен быть телефонный аппарат. Пошлите жандарма.
Только живо, не теряя ни секунды. Вбегает, отрезает провод вместе с трубкой,
под корень, и скорей обратно. Времени на объяснения не тратить — показать
удостоверение, и всё. Марш!
Несколько мгновений спустя донёсся быстро удаляющийся топот
сапог — унтер понёсся выполнять задание и через каких-нибудь десять минут
примчался обратно со срезанной трубкой.
— Удачно, что длинный, — обрадовался инженер и
поразил жандармов: скинул элегантное пальто и ловко, зажав в зубах складной
нож, вскарабкался на столб.
Немного поколдовал над проводами, спустился вниз, держа в
руке трубку — от неё вверх тянулся шнур.
Сказал штабс-ротмистру:
— Держите. Раз знаете польский, будете слушать.
Лисицкий пришёл в восхищение:
— Какая гениальная идея, господин инженер!
Поразительно, что никто раньше не додумался! Ведь это же можно на телефонной
станции учредить особый кабинет! Подслушивать разговоры подозрительных лиц!
Сколько пользы для отечества! И как цивилизованно, в духе технического
прогре… — Офицер оборвал сам себя на полуслове, предостерегающе вскинул
палец и страшным шёпотом сообщил. — Вызывают! Центральную!
Подполковник и инженер подались вперёд.
— Мужчина… Просит нумер 398… — отрывисто шептал
Лисицкий. — Там тоже мужской… По-польски… Первый назначает встречу… Нет,
не встречу — сбор… На Ново-Басманной… У дома Варваринского акционерного
общества… Операция! Он сказал «операция»! Всё, разъединился.
— Что за операция? — схватил за плечо помощника
Данилов.
— Не сказал. Просто «операция», и всё. В полночь, а
сейчас почти половина десятого. То-то они и суетятся.
— На Басманной? Дом Варваринского общества? —
Эраст Петрович, сам не заметив, тоже перешёл на шёпот. — Что там, не
знаете?
Офицеры, переглянувшись, пожали плечами.
— Нужна адресная к-книга.
Того же унтера снова отправили в набег на полустанок:
вбежать в контору, схватить со стола справочник «Вся Москва», и со всех ног
обратно.
— На полустанке решат, что в железнодорожной
жандармерии служат психические, — посетовал подполковник, но больше для
проформы. — Ничего, после всё вернём — и трубку, и книгу.
Следующие десять минут прошли в напряжённом ожидании.
Бинокль чуть не вырывали друг у друга из рук. Видно было неважно — начинало
темнеть, но на даче горели все окна, по шторам мелькали торопливые тени.
Навстречу запыхавшемуся унтер-офицеру кинулись втроём. Эраст
Петрович на правах старшего схватил потрёпанный том. Сначала посмотрел, что за
номер 398. Оказалось, «Большая Московская гостиница». Перешёл к разделу «Табель
домов», открыл на Ново-Басманной — и кровь застучала в висках.
В доме, принадлежащем Варваринскому акционерному обществу,
располагалось управление Окружного артиллерийского склада.
Заглянув через инженерово плечо, подполковник ахнул:
