В тот же вечер в консульство явился рассыльный, принёс
официальную записку от сержанта Локстона: несовершеннолетняя особа женского
пола, вероятно, являющаяся российской подданной, стала жертвой растления.
Эраст Петрович немедленно отправился на вызов, для вящей
формальности прихватив с собой письмоводителя Сироту.
В кабинете начальника муниципальной полиции российские
представители узрели препикантную картину. Перед хищно улыбающимся сержантом
сидели двое: князь Онокодзи и щуплая девчонка – размалёванная, но с косичками и
бантами. Оба задержанных были в совершенном дезабилье. Очевидно, Локстон
сопроводил прелюбодеев в участок именно в том виде, в каком они были
застигнуты.
Облачение разъярённого даймё состояло из двух полотенец
(одно вокруг чресел, второе наброшено на плечи) и шёлковых носков на
ремешках-эластик.
Предполагаемая российская подданная была завёрнута в
простыню, впрочем, совсем неплотно, и, в отличие от соучастника, особенного
волнения не выказывала – вертела во все стороны смышлёным скуластым личиком,
пошмыгивала носом, а при виде пригожего вице-консула закинула ногу на ногу и
игриво покачала шлёпанцем. Коленка у жертвы растления была тощая, как лягушачья
лапка.
– Кто это? – возопил по-английски Онокодзи. –
Я требовал присутствия японских властей! Вы ответите! Мой кузен – министр
двора!
– Это представитель потерпевшего государства, –
торжественно объявил Локстон. – Вот, господин вице-консул, передаю это
несчастное дитя на ваше попечение.
Фандорин брезгливо покосился на растлителя и участливо
спросил у девчонки по-русски:
– Как тебя зовут?
Та поиграла размалёванными глазёнками, сунула в рот хвост
косички и протянула:
– Баська. Баська Зайончек.
– Сколько тебе лет?
Немножко подумав, несчастное дитя ответило:
– Двадцать.
И, что было уж совершенно лишним, дважды показала две
растопыренные пятерни.
– Она говорит, что ей двадцать лет? – немедленно
оживился князь. – Она ведь про это сказала, да?
Не обращая на него внимания, Эраст Петрович медленно
произнёс:
– Очень жаль. Если бы вы были несовершеннолетняя, ну,
малолетняя, Российская империя в моем лице защитила бы вас. И тогда вы могли бы
рассчитывать на большую к-компенсацию. Вы знаете, что такое «компенсация»?
Что такое «компенсация», Баська явно знала. Она наморщила
лоб, пытливо разглядывая титулярного советника. Дёрнула ногой, сбросив
шлёпанец, почесала ступню и заявила, глотая твёрдое "л":
– Я соврала пану. Мне четырнадцать лет. – Ещё
немножко подумала. – Скоро будет. А пока тринадцать.
На сей раз показала сначала две пятерни, потом три пальца.
– She is thirteen
[28]
– перевёл
Локстону вице-консул. Князь застонал.
– Дитя моё, я могу защищать ваши интересы лишь в том
случае, если вы находитесь в российском подданстве. Итак, вы подданная империи?
– Так, – кивнула Баська и в подтверждение
троеперстно перекрестилась – правда, слева направо. – Пан, а компенсация –
это сколько?
– She is a Russian subject, we'll take care of her
[29]
, – сказал Эраст Петрович сержанту, а девицу успокоил. –
Будешь д-довольна.
Больше в её присутствии нужды не было.
– Почему вы не дали бедняжке одеться? – с укором
обратился вице-консул к Локстону. – Крошка совсем замёрзла. Господин
Сирота отведёт её на квартиру.
Вообще-то было непохоже, чтобы Баська зябла. Напротив,
поглядывая на интересного брюнета, она как бы случайно распахнула простыню, и
Фандорин за моргал: грудь у несовершеннолетней Зайончек была развита не по
годам. Хотя черт её знает, сколько ей было лет на самом деле.
Итак, пострадавшую увёл Сирота, Эраст Петрович остался
присутствовать при составлении протокола. А вскоре явился и японский
представитель, начальник туземной полиции инспектор Асагава.
Князь кинулся ему навстречу, размахивая руками, затараторил
было что-то по-японски.
– Молчать! – рявкнул Локстон. – Я требую,
чтобы все переговоры велись на языке, понятном потерпевшей стороне.
Потерпевшая сторона, то есть Фандорин, мрачно кивнула.
– Человек, именующий себя князем Онокодзи, предложил
выхлопотать мне повышение, если я замну это дело, – невозмутимо сообщил
Асагава.
Арестованный затравленно посмотрел на всех троих, и его
глазки блеснули – кажется, он начинал догадываться, что угодил в участок
неслучайно. Но вывод при этом сделал ошибочный.
– Ну хорошо, хорошо, – хмыкнул он, поднимая руки в
знак капитуляции. – Я вижу, что попался. Ловко вы всё подстроили. Но вас,
джентльмены, ждёт разочарование. Вы думали, что раз я князь, то у меня денег
полные карманы? Увы. Я гол, как храмовая черепаха. Сильно вы на мне не
разживётесь. Я скажу вам, чем всё закончится. Просижу ночь в вашей каталажке, а
завтра приедет кто-нибудь из министерства и заберёт меня. Останетесь ни с чем.
– А позор? – сказал Асагава. – Вы, отпрыск
древнего прославленного рода, замешаны в грязном скандальчике. Покровители вас,
возможно, и вызволят, но потом разорвут все отношения. Свет отвернётся от вас,
как от зачумлённого. Больше никакой протекции, никаких подачек от
родственников.
Онокодзи прищурился. Кажется, этот человечек был отнюдь не
глуп.
– Чего вы от меня хотите? Я же вижу – вы к чему-то
клоните. Говорите прямо. Если цена честная, мы сговоримся.
Асагава и Фандорин переглянулись.
– Суга, – тихо сказал инспектор. – Нам нужен
Суга. Расскажите всё, что знаете о его роли в убийстве министра Окубо, и мы вас
отпустим.
Лицо князя так стремительно побледнело, словно кто-то мазнул
по лбу и щекам кистью, обмакнутой в свинцовые белила.
– Я ничего про это не знаю… – пролепетал он.
– Неделю назад вы рассказывали Алджернону Булкоксу о
том, какая награда ожидает Сугу за ловко исполненную работу, – вступил в
игру Фандорин. – Не отпирайтесь, это бесполезно.
Князь в ужасе уставился на вице-консула – видимо, не ожидал
атаки с этой стороны.
– Откуда вы…? В комнате мы были вдвоём! – Онокодзи
растерянно захлопал ресницами.
