Стало быть, поужинала с одним и отправилась на свидание к
другому? Или, ещё лучше, вернулась с тайного драматичного свидания и
преспокойно уселась трапезничать со своим рыжим покровителем? Поистине женщины
– загадочные существа.
Через два окна началась следующая комната, кабинет.
Окна здесь были приоткрыты, и доносился голос, мужской,
поэтому Фандорин проявил осторожность – сначала прислушался, чтобы определить,
где именно находится говорящий.
– …Получит выговор, но главная вина будет возложена на
начальника – того ждёт позорная отставка, – донеслось из кабинета.
Сказано было по-английски, но с явственным японским акцентом
– стало быть, говорил не Булкокс.
Но господин старший советник тоже был здесь.
– И наш приятель займёт освободившееся место? –
спросил он.
Двое, решил Фандорин. Причём японец сидит в правом дальнем
углу, а Булкокс посередине, спиной к окну.
Титулярный советник медленно, дюйм за дюймом, привстал.
Осмотрел внутренность помещения.
Полки с книгами, письменный стол, негорящий камин.
Главное: О-Юми здесь нет. Двое мужчин. Из-за спинки одного
кресла видна огненная шевелюра соперника. В другом кресле сидит какой-то франт
– поблёскивает пробор, в шёлковом галстуке сияет жемчужина. Миниатюрный
господин изящно закинул ногу на ногу, покачал лакированной туфлей.
– Не сейчас, – сказал он, сдержанно
улыбаясь. – Через неделю.
Э, да я вас, сударь, знаю, прищурился – Эраст Петрович.
Видел на балу. Князь… Как же вас назвал Доронин?
– Что ж, Онокодзи, это очень по-японски, – хмыкнул
достопочтенный. – Дать выговор, а через неделю наградить повышением.
Да-да, вспомнил Фандорин, это князь Онокодзи, бывший даймё,
владетель удельного княжества, а ныне светский лев и законодатель мод.
– Это, дорогой Алджернон, не награда – лишь занятие
освободившейся вакансии. Но будет ему и награда, за ловко исполненную работу.
Получит в собственность загородную усадьбу Такарадзака. Ах, какие там сливы!
Какие пруды!
– Да, местечко славное. Тысяч, пожалуй, в сто.
– По меньшей мере в двести, уверяю вас!
В окно Фандорин больше не смотрел – не интересно, пытался
сообразить, где может быть О-Юми.
На первом этаже ещё два окна, неосвещённых, но вряд ли
Булкокс поселил содержанку рядом с кабинетом. Тогда где её покои? С фасадной
стороны? Или на втором этаже?
– Ну хорошо, – донёсся голос британца, – А
что с письмом принца Арисугавы? Удалось раздобыть копию?
– Мой человечек жаден, а без него никак не обойтись.
– Послушайте, я ведь, кажется, дал вам пятьсот фунтов!
– А нужна тысяча.
Вице-консул поморщился. Всеволод Витальевич говорил, что
князь живёт на подачки Дона Цурумаки, но, кажется, не брезгует и побочными
заработками. Да и Булкокс хорош – скупщик придворных сплетён и краденых писем.
Впрочем, такова уж его шпионская служба.
Нет, навряд ли англичанин поселит туземную любовницу с
фасадной стороны дома – все-таки он официальное лицо. Значит, скорее всего,
окна выходят в сад…
Препирательство в кабинете продолжалось.
– Онокодзи, я вам не дойная корова!
– В придачу, за ту же сумму, можно получить списочек с
дневника её величества, – вкрадчиво произнёс князь. – Одна из фрейлин
– моя кузина, и многим мне обязана.
Булкокс фыркнул:
– Пустое. Какие-нибудь дамские глупости.
– Отнюдь не глупости. Её величество имеет обыкновение
записывать разговоры с его величеством…
Незачем мне слышать эти гнусности, сказал себе Фандорин. Я, слава
Богу, не шпион. Ещё слуга какой-нибудь увидит – и буду я фрукт почище этих
двоих. "RUSSIAN VICE-CONSUL CAUGHT EAVESDROPPING
[24]
.
Он прокрался вдоль стены к водосточной трубе, осторожно
подёргал – крепка ли. Некоторый опыт лазания по трубам у титулярного советника
имелся, правда, из прежней, ещё до-дипломатической жизни.
Нога уже ступила на нижний обод, а рассудок всё ещё пытался
сопротивляться. «Ты ведёшь себя, как сумасшедший, как презренный,
безответственный субъект, – сказал рассудок. – Опомнись! Возьми себя
в руки!»
«Это правда, – сокрушённо отвечал рассудку Эраст
Петрович, – я совершенно спятил». Но раскаянье не заставило его отказаться
от безумной затеи, даже нисколько не замедлило движений.
Дипломат ловко вскарабкался на второй этаж, опёрся ногой о
выступ и попробовал дотянуться до ближайшего окна. Ухватился пальцами за раму
и, мелко-мелко переступая, подобрался ближе. Сюртук наверняка перепачкался в
пыли, но это Фандорина сейчас не заботило.
Хуже было другое – тёмное окно не желало открываться. Оно
было заперто на задвижку, до форточки же достать не представлялось возможным.
Разбить? Нельзя, сбежится весь дом…
На пальце у титулярного советника лукавым блеском сверкнул
алмаз – прощальный подарок виновницы опоздания на калькуттский пароход.
Находись Эраст Петрович в обыкновенном, уравновешенном
состоянии духа, он, безусловно, устыдился бы самой мысли – как можно подарком
одной женщины пробивать дорогу к другой! Но охваченный лихорадкой мозг шепнул
лишь: алмаз режет стекло. А совести молодой человек пообещал, что снимет
перстень и никогда в жизни больше не наденет.
Как режут алмазом, Фандорину известно не было. Он взял
кольцо покрепче и решительно провёл черту. Раздался противный скрип, на стекле
появилась царапина.
Титулярный советник упрямо поджал губы, приготовился налечь
посильнее.
Нажал что было силы – и створка вдруг подалась.
В первый миг Эраст Петрович вообразил, что это результат его
усилий, но в открывшемся тёмном прямоугольнике стояла О-Юми, Она смотрела на
вице-консула смеющимися глазами, в которых отражались две крошечные луны.
– Ты преодолел все преграды и заслужил маленькую
помощь, – прошептала она. – Только, ради Бога, не свались. Теперь это
было бы глупо. – И совершенно неромантическим, но чрезвычайно практичным
образом взяла его за воротник.
– Я пришёл сказать, что тоже думал о тебе эти два
дня, – сказал Фандорин.
В дурацком английском языке нет интимного местоимения
второго лица, всё you да you, но он решил, что с этого мгновения они переходят
на «ты».
