Составив психологический портрет акунина, Эраст Петрович
перешёл к следующей фазе размышлений: как разоблачить столь предприимчивого и
ловкого господина, который к тому же фактически руководит всей японской
полицией?
Обрезанная верёвка на мундштуке может служить
доказательством лишь для Асагавы и Фандорина. Что их свидетельство против слова
генерала Суги?
Пропавшие из дела донесения? Тоже пустое. Может, их в папке
вообще не было. А если и были – предположим, остался след в каком-нибудь
конторском журнале, – то черт знает, кто их из папки изъял.
Эраст Петрович размышлял до полуночи, сидя в кресле и глядя
на красный огонёк сигары. В полночь же в тёмную гостиную вошёл слуга и подал
записку, доставленную срочной городской почтой.
На листке было написано по-английски крупными буквами:
«Grand Hotel, Number 16. Now!»
[19]
.
Похоже, Асагава тоже времени даром не терял. До чего-то додумался?
Что-то разузнал?
Фандорин хотел немедленно отправиться в указанное место, но
возникло неожиданное осложнение в виде Масы.
Японец ни за что не соглашался отпустить господина среди
ночи одного. Напялил свой дурацкий котелок, сунул под мышку зонтик, и по упрямо
выпяченному подбородку было видно, что он не отвяжется.
Объясняться с ним без языка было затруднительно, да и
времени жалко – в письме ведь сказано «Now!». Брать с собой в гостиницу это
чучело тоже было нельзя. Эраст Петрович намеревался проскользнуть в отель
незамеченным, а Маса своими деревянными котурнами грохотал, как целый эскадрон.
Пришлось пойти на хитрость.
Фандорин сделал вид, что передумал выходить из дома. Скинул
цилиндр, плащ. Вернулся в комнаты, даже умылся перед сном.
Когда же Маса с поклоном удалился, титулярный советник залез
на подоконник и спрыгнул в сад. В темноте больно ударился коленкой, выругался.
Это надо же – до такой степени быть затравленным собственным слугой!
До «Гранд-отеля» было рукой подать.
Эраст Петрович прошёл пустынной набережной, осторожно
заглянул в фойе.
На удачу портье дремал за своей стойкой.
Несколько бесшумных шагов, и ночной гость уже на лестнице.
Взбежал на второй этаж.
Ага, вот и номер 16. В двери торчал ключ – очень
предусмотрительно, можно обойтись без стука, который в ночной час, не дай Бог,
привлёк бы внимание какого-нибудь бессонного постояльца.
Фандорин приоткрыл дверь, скользнул внутрь.
На сером фоне окна прорисовывался силуэт – но не Асагавы, а
куда более тонкий.
Навстречу вошедшему метнулась по-кошачьи гибкая фигура.
Длинные пальцы обхватили лицо оторопевшего вице-консула.
– Я не могу без тебя! – пропел незабываемый, чуть
хрипловатый голос.
Ноздри титулярного советника щекотнул волшебный аромат
ирисов.
Грустные мысли,
На сердце тоска – и вдруг
Запах ирисов.
Зов любви
«Не поддаваться, не поддаваться!» – отчаянно сигналил
обезумевшему сердцу разум. Но руки сами, вопреки рассудку, обхватили упругое
тело той, что измучила душу бедного вице-консула.
О-Юми рванула его воротничок – на пол полетели пуговицы.
Покрывая быстрыми поцелуями обнажившуюся шею, задыхаясь от страсти, она
нетерпеливо потянула с плеч Фандорина сюртук.
И тут произошло то, что следовало бы назвать истинным
торжеством разума над необузданной стихией чувств.
Собрав в кулак всю свою волю (а таковой титулярному
советнику было не занимать), он взял О-Юми за запястья и отвёл их от себя –
мягко, но непреклонно.
На то было две причины, и обе веские.
Первую Эраст Петрович наскоро сформулировал так: «Что я ей,
мальчик? Захотела – исчезла, захотела – свистнула, и я тут как тут?» Несмотря
на свою расплывчатость, резон был наиважнейший. В схватке двух миров, именуемой
«любовью», всегда есть монарх и подданный, победитель и побеждённый. Именно
этот ключевой вопрос в данную минуту и решался. Быть подданным и побеждённым
Фандорин не желал и не умел.
Вторая причина со сферой любовной ничего общего не имела.
Тут пахло мистикой, причём очень тревожного свойства.
– Откуда вы узнали, что мы с Асагавой договорились
сообщаться записками? – строго спросил Эраст Петрович, пытаясь разглядеть
в темноте выражение её лица. – Да ещё так быстро? За нами следили?
Подслушивали? Какую роль в этой истории вы играете?
Она молча глядела на него снизу вверх, не шевелясь, не
пытаясь высвободиться, но пальцы молодого человека пылали от прикосновения к её
коже. Вдруг вспомнилось определение из гимназического учебника по физике:
«Электричество, содержащееся в теле, сообщает этому телу особое свойство,
способное притягивать другое тело…»
Тряхнув головой, Фандорин твёрдо сказал:
– В тот раз вы ускользнули, ничего мне не объяснив. Но
сегодня вам придётся ответить на мои вопросы. Г-говорите же!
И О-Юми заговорила.
– Кто это – Асагава? – спросила она и рывком
выдернула запястья из его пальцев – электрическая цепь разорвалась. – Вы
думали, что записку вам прислал кто-то другой? И сразу же пришли? Два этих
долгих дня я думала только о нем, а он… Какая же я дура!
Он хотел удержать её, но не сумел. Пригнувшись, она
проскользнула под его рукой, выскочила в коридор. Перед носом у Эраста
Петровича хлопнула дверь. Он схватился за ручку, но в замке уже повернулся
ключ.
– Постойте! – в ужасе крикнул титулярный
советник. – Не уходите!
Догнать, остановить, оправдаться!
Но нет – из коридора донеслось приглушённое рыдание, потом
звук лёгких удаляющихся шагов.
Разум съёжился, забился в дальний уголок сознания. Сейчас
душой Фандорина владели одни лишь чувства: страсть, ужас, отчаяние. И самое
сильное из всех – ощущение невозвратимой утраты. И какой утраты! Словно лишился
всего на свете, и кроме самого себя винить в этом некого.
– Черт! Черт! Черт! – заскрипел зубами несчастный
вице-консул и с размаху двинул кулаком о дверной косяк.
Проклятая полицейская выучка! Безоглядная, смелая женщина,
живущая сердцем, – драгоценнейшая из всех женщин земли – сама бросилась
ему в объятья.
Наверняка многим при этом рисковала, быть может, поставила
на карту всю свою жизнь. А он ей допрос с пристрастием: «Следили?»
«Подслушивали?» «Какую играли роль?»
