— Вот стервец! — выругался Лысая голова. — Убивать таких надо.
— Заткнись! — прошипел Сергей и помчался на помощь незадачливому воришке.
— Куда?! — только и успела выкрикнуть я.
Милую улыбку продавщицы смыла волна дикой ярости и гнева. Она настигла беглеца, одним движением поставила на ноги и молотила своими жирными ладонями мальчугана почем зря, причем изо всей силы и от души.
Подскочив, Сергей выхватил пацана и оттолкнул продавщицу мороженого. Она тряслась от возбуждения и испуга.
— Будешь еще руки распускать! — орал Баранов. — Это же ребенок, понятно тебе? Взяли моду детей лупить. Сколько стоит твое мороженое?!
— Во… Во… восемь рублей, — заикаясь, проговорила она.
— Возьми шестнадцать и принеси еще одно.
Садистка после этих слов буквально испарилась. По-крайней мере, ей не нужно было повторять дважды.
Сергей посмотрел на воришку. Он не понимал еще, в чем дело, как затравленный зверек, таращился своими карими глазищами на Сергея, ожидая очередных побоев.
— Надо бы тебе, конечно, всыпать как следует, — Баранов задумался, — но, по-моему, с тебя уже хватит. Запомни, раз и навсегда; есть деньги — покупай все, что захочешь, мороженого ешь столько, сколько влезет; если нет — слюной захлебнись, а чужого не трогай. Понял?
Мальчишка кивнул:
— Да, понял.
Сергей его отпустил, выпрямился и теперь смотрел на него сверху вниз. В это самое время подбежала мороженщица и протянула еще одну порцию. Он кивком разрешил набедокурившему сорванцу взять мороженое.
— Что надо сказать доброй тете? — спросил у него Сергей.
— Спасибо, — сказал тихо мальчик и помчался прочь. Всю дорогу оглядывался, не веря в свое неожиданное спасение, пока не завернул за угол.
Я злилась на Баранова в какой по счету раз, уж и не помню. Хотя его поступка не могла не оценить. Прямо Робин Гуд какой-то — герой и разбойник в одном лице. Все время, пока мы поднимались по лестнице, старалась с ним не разговаривать.
— Женя, ну извини, ослушался, виноват, — оправдывался он. — На колени, что ли, встать прикажешь? Просто я ненавижу, когда над детьми измываются.
— Скажи еще, это потому, что отец тебя в детстве бил, но сам ты ни за что этого делать не будешь. Всем уже известная байка.
— Не скажу. Даже больше, у меня была дружная семья. Я единственный ребенок в семье, и родители меня очень любят и балуют.
Баранов еще и издевается. Я, понимаете ли, выбиваюсь из сил, чтобы спасти этому дураку жизнь, а он паясничает, шут гороховый. Хотела, чтобы мы остались более или менее незамеченными, но этому как всегда нужно было рисануться, вылезти и показаться всем.
После тяжелых размышлений я предупреждающе произнесла:
— Послушай меня, герой. Еще одна такая выходка, и придется тебе самому заниматься своей личной безопасностью. А я уйду. Мне все это надоело.
— Никуда ты не уйдешь, — сказал самоуверенный Баранов.
— Это почему же? — заинтересовалась я. Его нахальный выпад взбесил меня, но все-таки я постаралась успокоиться.
— Потому что чувства не задушишь и не обманешь.
Поднимаясь наверх, мы продолжали негромко спорить, чтобы не беспокоить соседей и не привлекать лишних глаз. Ругань руганью, но забывать о деле мне тоже негоже.
Водителя я оставила на улице в машине, а Лысый — вообще-то его звали Дима — караулил за дверью, на лестничной площадке.
Уже переступив порог и захлопнув массивную дверь, повернулась к Баранову. Хотела спросить насчет каких-то чувств — по-моему, он стал забываться, — но не успела. Сергей опередил меня, поцелуем сомкнул мои уста. Я не сопротивлялась особо.
Кое-как, по стеночке, добрались до спальни. Вел он — расположения комнат я не знала, ведь это была уже новая квартира, не та, что служила для нас пристанищем прошлые сутки. Я же говорила, буржуй.
В коридоре сняла с него рубашку, а в спальне добралась и до брюк. Пуговицы на моей блузке поддавались его пальцам беспрекословно. Все здесь против меня.
Вдруг раздался звонок в дверь. Я вскочила, запахнув блузку и прихватив пистолет, помчалась к видеофону. Включила, и на маленьком экранчике появилось изображение охранника. Я успокоилась и спросила:
— Говори, Дима. Я тебя слушаю.
«Лысовичок-боровичок» встрепенулся, не понимая, откуда с ним разговаривают и откуда вообще исходит голос, открывал рот, но слышно его было плохо. Тогда я пояснила:
— Говори в домофон — такая белая штука, с левой стороны от тебя, с прорезями.
Быстро нашел, хороший песик, сообразительный.
— Я не понял, босс, — как интересно, теперь я босс, — если кто-то на лестнице появится, стрелять?
— Совсем не обязательно. Лучше сразу предупредить меня. Это могут быть просто жильцы, соседи.
— Теперь ясно, босс. — Ах, это ласкающее слух слово.
— Тогда я отключаюсь.
Я выключила звук, но не изображение. Охранник, тупо уставившись на дверь, еще немного постоял, затем отвернулся. Сергей подхватил меня на руки и отнес обратно в спальню. Огромная кровать-сексодром занимала, по меньшей мере, полкомнаты. Очень большая, поверьте мне. Но не прошло и пяти минут, как снова раздался звонок, и снова в дверь. На этот раз подошел Сергей. Все та же лысая голова занимала собой весь экран.
— Что тебя на этот раз беспокоит?
— Я, конечно, дико извиняюсь. Пить хочу, умираю просто.
— Подожди минутку, — сказал Сергей и, обращаясь ко мне, добавил: — Жажда, понимаешь, его замучила.
Сергей выкатил в коридор кресло, журнальный столик, на который поставил, покопавшись до этого в холодильнике, бутылку с минеральной водой, кока-колу, а еще тарелку с бутербродами и открытую банку с икрой.
— Это на случай, если есть захочет, — пояснил Баранов. — Может, еще что-нибудь забыл. Надо подумать заранее.
— Ага, ночной горшок, — подала я идею. Он улыбнулся, открыл дверь и доставил заказ заждавшемуся стражу наших покоев, который от неожиданности даже опешил.
— Надеюсь, ему больше не приспичит, — выпалил Сергей, с силой захлопнув дверь.
— Не знаю, — сказала я. — Постой пока, покарауль. Я пойду прилягу.
Удалилась грациозно в спальню, а в коридор полетели блузка, джинсы, верхняя часть кружевного нижнего белья. Баранов ждал продолжения моноспектакля, но не выдержал и ворвался в комнату. До назначенной встречи оставался ровно час. К счастью, никто больше не потревожил нас до назначенного времени.
* * *
— Мне несдобровать, если кто-нибудь узнает, что я разбазариваю конфиденциальную информацию, не предназначенную для чужого уха, — прокричал прямо с порога, ни с кем не поздоровавшись, человек среднего роста и такой же средней внешности. Единственная своеобразная черта его личности — это ямка на подбородке, такая глубокая, как Глебучев овраг в натуральную величину. — Я найду на тебя управу, Баранов, — не унимался он, злясь и негодуя.
