– Нравы? Ну, вы-то, насколько мне известно, милостивый государь, женились по расчету, чтобы получить доступ в высшие слои городского общества и, соответственно, хорошие заказы. А если так, то не вам читать мне мораль.
– Так вы не только в мою картину залезли, но и в мою личную жизнь. Да еще и учить меня вздумали! – обиделся голландский гений и стал своей кисточкой с белой краской тыкать в Николая Андреевича, пытаясь то ли закрасить его, то ли спихнуть.
От нескольких выпадов композитор ловко увернулся, но в конце концов Босх взял хитростью. Он якобы что-то подправил на своей картине, сделал пару мазков – Николай Андреевич расслабился, и тут Иероним застал его врасплох. Тычок кисти пришелся в грудь, но даже этот мощный удар, наверное, не свалил бы жертву фанатской войны, если бы не поток газа, который неожиданно пошел по трубе. Голова закружилась, и Николай Андреевич оступился на самом краю. Он полетел в пустоту, наполненную молочным светом. И почему-то совсем не испугался. Совсем! Это удивило. А еще больше удивила мысль, промелькнувшая следом: «Жаль, так и не узнаю, как там у „Зенита“ с „Ростовом“ сложилось». И тут возник профиль ангела. И мыслей больше не было…
Картина седьмая
Приглашение на суппорт
Мысли возникли только после звука. Коротенький такой проигрыш. Может быть, это первые звуки сюиты, посвященной Карине? И снова тишина. Проигрыш недурен. И даже без современной пошлости. Незнакомый. Правда, неживой… Электронные звуки – так что нет, не сюита. И кажется, прямо из груди. Николай Андреевич открыл глаза и увидел над собой доски. Старенькие и неокрашенные. А рядом небо. Не прикрытое грустью облаков – оптимистическое и жизнеутверждающее. Майское. Он лежал у речки под покосившимся грибком, выструганным, наверное, еще при Брежневе. Композитор приподнялся, и мобильный съехал с его груди на песок.
Кое-что начало проясняться – это звонок телефона выдернул его из состояния легкого, необременительного сна. Но на дисплее никаких следов пропущенного вызова. Поисковые усилия привели в раздел эсэмэсок, где до сего момента гостила лишь пустота – сверстники Николая Андреевича не пользовались данной услугой, потому что толком не понимали ее предназначения. А значит, Николай Андреевич ни разу не слышал треньканья дошедшей эсэмэски. Но сейчас у него в мобильном трепыхалась первая ласточка, и он, давя большими пальцами на кнопки, принялся ее извлекать. Основательно перелопатив меню аппарата, он обнаружил послание, способное изменить его судьбу. Ибо оно было от абонента с питерским кодом. Вряд ли смертные получали от ангелов что-либо более окрыляющее за всю историю их взаимоотношений.
«Жду тебя сокровище! седня на игре с Самарой мы д.б. вместе. жду в час у доски с расп. деньги на мобиле конча».
Николай Андреевич с ужасом посмотрел на часы – 9.30. До встречи с Кариной четыре часа, а он непонятно где находится. То есть понятно, что он в пойме реки, вокруг деревья и прочая зелень средней полосы, а вдалеке мост… Но где конкретно все это?
Он перезвонил по номеру – ангел оказался недоступен, как и положено всякому неземному существу. Выбора нет – композитор устремился к мосту, где просматривалось автомобильное движение. В карманах джинсов обнаружились паспорт и деньги – хоть это обнадеживало. Происхождение денег, правда, пугало – вперемежку с купюрами находились чеки на их получение в кассе Большого. За апрель и за май. Но подробности получения изгладились из памяти беспросветно. Более того, он пытался вспомнить, что же происходило в апреле вообще. Не так чтобы день за днем, но хотя бы самые значимые моменты. Да что там значимые! Хоть какие… И ничего. Ни малейшего намека на жизнедеятельность. Та же песня в мае.
Хотя, если логически рассуждать, какие-то поступки он совершал. На это указывал его наряд. Абсолютно новый. Неожиданный, даже шокирующий. Кроссовки Adidas (в бутсах этой фирмы он, помнится, когда-то играл), джинсы клеш – такие он стеснялся носить даже в семидесятые – и футболка, сшитая из непростроченных по краям лоскутов. Он же покупал все это, заходил в магазин. Даже если такой наряд он получил от кого-то как презент, то должен же сохраниться в голове сам акт дарения.
Композитор в ужасе схватился за голову и выяснил, что там волосы несколько длиннее, чем обычно. А вот борода… его солидная борода, указывающая на вдумчивость во всех делах и поступках, – так вот борода как бы и вовсе отсутствовала. На ее месте торчала легкая щетина с излишествами бакенбард. При таком нелепом развитии событий, конечно, следовало устремиться домой, сорвать шутовское облачение и, уединившись на одном из диванов, проанализировать свою жизнь – может быть, даже с первых ее дней. Но высокое поэтическое чувство полностью притупило презренное чувство осторожности. Облик Карины, ждущей его в Северной столице, девальвировал критическое начало. Поэтому Николай Андреевич, цепляясь за ветки, сучки и коренья, взобрался на мост и таким образом отчасти прояснил свое местонахождение. Придорожный указатель ясно давал понять, что композитор прохлаждался на берегу реки Пахры.
Хотя, конечно, после всего, что с ним происходило с первого тура, верить каким-то указателям по меньшей мере наивно. Он запросто мог быть поддельным. Даже наверняка! Но у Николая Андреевича не оставалось выбора. Из-за поворота вывернула подходящая «Волга», и он замахал руками, как дирижер перед задремавшими музыкантами. Водитель не испугался, тормознул и понимающе кивнул на расплывчатую просьбу отвезти в аэропорт.
– Далеко ехать? Сколько минут? – волновался композитор.
– Длительность всякого пути зависит не от свойств и обстоятельств дороги, а от духовного содержания перемещающихся в пространстве.
Водитель приложил правую ладонь к сердцу и ускорился, а его новый духовный ученик занялся приведением в порядок своего внутреннего мира, чтобы поскорее добраться до цели и успеть на самолет.
Картина восьмая
Разогрев перед туром
Успел! Домодедово. «Пулковские авиалинии», 10.45 – вылет, билеты есть, задержка рейса символическая, быстрее на регистрацию! Попутчики смотрели на него с некоторым замешательством – ну и плевать на них! Пусть соблаговолят для начала обучиться хорошим манерам и не пялятся на незнакомых людей. Хотя, впрочем, может, они узнали его – все-таки он достаточно популярный человек. Не для всех слоев населения, но все же.
Николай Андреевич заглянул в дорожный киоск и присмотрел себе там солнцезащитные очки, чтобы стать совсем неузнаваемым. Полюбовался собой в зеркале во весь рост. Больше сорока не дашь. Чертовски приятно быть в идеальной форме!
Он зашел в туалет умыться, вспомнил о необходимости иметь свежий запах изо рта, поэтому купил мятную жвачку и вдобавок спортивную прессу, чтобы покорить Карину на всех фронтах. Заодно и узнал, какой день и какое число на дворе. Шестое мая. Но удивляться совсем не хотелось. Хотелось читать и быть в курсе успехов «Зенита».
Он смаковал косноязычные строки репортажей. Он восхищался неведомыми фамилиями. Он обогащался статистической летописью минувших лет с балансом личных встреч. Мнения экспертов о предстоящих встречах казались откровениями ветхозаветных пророков. Грядущий тур дышал мистикой и юношеской энергетикой, ведь Карина наверняка сейчас думает о том же самом.
