Увещевания военного советника Ян Суна я пропустил мимо ушей. Потом до меня донеслись его безутешные рыдания: стоя под снегом на улице, он гладил коня. «Ну, просто сумасшедший! О чем тут плакать? Император всего лишь изменил свои намерения, как это может привести к потере Перевала Феникса?»
На обед я выпил кубок настойки на тигровых костях, наелся оленины, фруктов и овощей. Потом, ощущая тепло во всем теле, сел с Северо-западным гуном Даюем за шахматы, без труда выиграл и, взяв одну из фигур, засунул ему в ноздрю. «Ну и дурак ты, дядя», — заключил я. «Да, дурак, — рыгнул он в ответ, не видя в моих словах ничего зазорного. — А дуракам везет. Разве вы не слышали, в народе всех потомков основателя царства Се почитают дураками? В ходе истории дураками прослыло немало правителей, и все потому, что без меры предавались гульбе и разврату». Я поспешил исправить это заблуждение Северо-западного гуна. «А я вот пьянству и разврату не предаюсь, — заявил я. — Так что никакой я не дурак». — «Вам, государь, всего четырнадцать, — снова громко расхохотался Даюй. — Вы тоже можете со временем записаться в дураки. А захотите остаться мудрым правителем, удержаться на троне будет непросто». Эти слова меня задели. От ярости и бешенства я побледнел и, взмахнув в сердцах рукавом, поднялся из-за шахматного столика. Даюй тоже встал. «Не извольте гневаться на мою пьяную болтовню, государь, — безостановочно лепетал он. — Может, ещё партеечку на победителя»; — «Я уже выиграл, — повернулся я к нему. — И с таким дураком, как ты, больше играть не собираюсь». — «Ваше величество, — воскликнул Даюй, — давайте тогда спустимся в винный погреб, испробуем столетнего вина». — «Оставь меня! — рявкнул я. — Тошнит уже от твоего перегара!»
От тигровой настойки с олениной, которыми меня потчевал Северо-западный гун, стало так невыносимо жарко, что ничего не оставалось, как выйти на улицу в метель. «Вот теперь, — подумал я, — самое время отправиться на Перевал Феникса». Но странное дело: в снегу стояли лишь экипажи и лошади, а люди куда-то подевались. «А где же военный советник Ян?» — спросил я стоявшего рядом Янь-лана. Его ответ потряс меня. «Военный советник Ян Сун по своему почину повел отряд конников к Перевалу Феникса на помощь нашему войску». На мой вопрос, почему я не знаю, что сражение уже началось, и когда это случилось, он сказал: «Вы, государь, в это время играли с Северо-западным гуном в шахматы. За ходом битвы сейчас следят с надвратной башни цензор Лян и генерал Цзоу».
Раскрыв над моей головой расписной зонтик, Яньлан повел меня на надвратную башню. Наблюдавшие за сражением освободили мне место на самой высокой точке и указали на северо-запад, где в небе вился дым сигнала о нашествии неприятеля. Снегопад подутих, и в далеком горном ущелье стали видны мечущиеся, как тени от облаков, флаги. Слышалось приглушенное блеяние боевых рогов и хаотичный топот лошадиных копыт. «Что тут можно разобрать? Как определить позиции обеих армий?» — обратился я к командующему кавалерией генералу Ли Чуну. «Вам, государь, нужно лишь сосредоточиться на боевых стягах каждой армии — идут ли они вперед или отступают, — с нескрываемой тревогой ответил тот, — и тогда станет ясно, кто одолевает. В настоящий момент стяги Черной Пантеры с боем отходят. Дела, похоже, неважные. Если мы потеряем Перевал Феникса, то и защитить Цзяочжоу непросто, а тогда вам, ваше величество, придется приготовиться к возвращению в столицу». — «Когда же я осчастливлю своим появлением защитников наших границ?» — не унимался я. Уголки рта Ли Чуна искривились в горькой усмешке: «Судя по всему, вашу инспекционную поездку, государь, придется завершить здесь. Императору небезопасно находиться там, где идут бои».
Я понятия не имел, что такое сражения на границе, но, стоя в полной растерянности на верху надвратной башни, в глубине души начинал понимать, к каким пагубным последствиям может привести мое своеволие. Впрочем, я тут же рассудил, что в сложившейся здесь, на северо-западных рубежах, обстановке виновата, главным образом, отвратительная погода. Ну, кто мог предположить, что станет так холодно и мерзко? Я уже приготовился спуститься с башни, когда услышал, как цензор Лян, отвечавший за всю экспедицию, спросил командующего кавалерией, далеко ли отсюда до Перевала Феникса. «Примерно двадцать восемь ли», — ответил тот. Охнув, цензор Лян велел всем наблюдавшим за сражением чиновникам из свиты немедленно спускаться вниз и готовить лошадей и экипажи к отъезду, чтобы тут же двинуться в обратный путь.
С наступлением сумерек предсказание военного советника Ян Суна стало сбываться: из рощи к западу от города показалась первая волна разбитых солдат, которые в панике бежали врассыпную, побросав оружие и доспехи. В это время большой царский кортеж в смятении покидал поместье Северо-западного гуна. За нами следовал кортеж хозяина поместья, и из его расписного экипажа доносились панические вопли наложниц. Сам Даюй восседал на рыжей кобыле с черной гривой и хвостом и яростно рычал на слуг: «Грузите на повозку мои чаны с вином!» Растерянные слуги метались от страха, и он стал лупить их плетью. «Быстро возвращайтесь и погрузите мои чаны с вином!» «Вот уж не зря говорят, что Северо-Западный гун Даюй до женщин и выпивки сам не свой», — подумал я.
На пшеничном поле вдоль дороги то и дело попадались брошенные тела проливавших свою кровь в бою солдат. Они умирали в пути от ран, и офицеры и солдаты обоза с ранеными сбрасывали только что испустивших дух воинов, где и когда придется, чтобы было легче лошадям. Трупы беспорядочно валялись в покрытых снегом полях, как колоды, и вокруг разносился густой запах крови, глядя на них, я вспомнил про наложниц и служанок, похороненных в Царских Могилах у горы Тунчишань; тем сравнительно повезло, они лежали в красных гробах. Проезжая мимо в царском экипаже, я насчитал тридцать семь трупов. Дойдя до тридцать восьмого, я испуганно вскрикнул, заметив, что мертвец пытается ползти по смешанному с грязью снегу. Он с усилием поднял руку, словно хотел что-то крикнуть. Но я так ничего и не услышал. Вместо лица у него была кровавая маска, а багряные полоски иссеченного одеяния трепетали на ветру. Другой рукой он держался за распоротый живот, и я, в конце концов, сообразил, что это он придерживает фиолетово-красные кишки, человеческие кишки, перерезанные острым, как бритва, мечом.
«Меня сейчас стошнит», — выдавил из себя я, зажимая рот пальцами. «Давайте сюда, государь», — подставил руки Яньлан. Пока я сотрясался в рвотных конвульсиях над сложенными лодочкой ладонями Яньлана, послышались приглушенные всхлипывания из-под шлема, который закрывал лицо сидевшего по другую сторону от меня стражника. «Чего это ты расплакался?» — удивился я. Глотая слезы, тот указал на умирающего офицера с рассеченным животом: «Государь, этот человек — ваш военный советник Ян Сун. Прошу ваше величество явить к нему милость и взять с собой во дворец». Еще раз глянув в окошко на раненого, я понял, что это действительно мой военный советник Ян Сун, который самочинно отправился на помощь защитникам Перевала Феникса. Теперь он уже стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, внутренности свисали у него между пальцами, а белый снег под сапогами превратился в кровавое месиво. Глаза Ян Суна, еле различимые из-за запекшейся на лице крови, смотрели скорбно, печально и безнадежно. Губы беззвучно двигались, но было не разобрать, то ли он пытается крикнуть, то ли стонет. Не помню, какие чувства владели мной в тот момент — изумление или ужас, но я отшатнулся от окна, громко отдав стражнику короткую и ничем не объяснимую команду:
